Придя в ЧК еще юношей, Чиверадзе учился у своих старших товарищей искусству борьбы с врагом. После установления в Грузии Советской власти, он, по решению Центрального Комитета партии, был направлен в Абхазию, и вот уже десять лет бессменно руководит одним из участков работы.
– Ну, здравствуй, Федор, здравствуй! – Чиверадзе был искренне рад, он не думал увидеть Дробышева живым. – Как ты себя чувствуешь?
От волнения раненый не смог ответить и только, улыбаясь, кивнул головой.
Немного успокоившись, Федор, не отпуская руки Ивана Александровича, спросил:
– Как там дела? Неужели ушли?
– Ушли, брат, ушли, но теперь, думаю, ненадолго. Через несколько дней, когда ты немного окрепнешь, я приду и расскажу все подробно. Сейчас же ответь мне на несколько вопросов.
Он посмотрел на стоявшего рядом Шервашидзе. Тот понял, что мешает, и вышел.
Когда дверь закрылась, Чиверадзе присел на край кровати и негромко спросил.
– Кто приходил к тебе ночью у Квициния? Ты его знаешь?
– Это был человек Зарандия, – медленно ответил Дробышев. – Он сказал, что в Бак-Марани, в доме Минасяна, находится связной из города. Идет в лес, на встречу с Эмухвари.
– Ты не спросил, откуда он это знает?
– Конечно, спросил. Он ответил, что по заданию Зарандия бывает у Минасяна. Зарандия тут же подтвердил это. Придя к Минасяну в этот день, он застал у него незнакомого человека. Ему показалось, что Минасян и незнакомец растерялись. Когда он уходил, хозяин дома проводил его. Во дворе он спросил у Минасяна, кто этот человек. Тот смутился и промолчал. Когда они дошли до тропы, хозяин оглянулся на дом и шепнул, что это связной из города, идет в лес, к Эмухвари. Просил никому не говорить об этом. У тропы они попрощались, Минасян вернулся в дом, а он побежал в селение, чтобы сообщить в Сухум.
На почте ему сказали, что Зарандия здесь, у Квициния. Ну он и пришел к нам. Он посоветовал нам во что бы то ни стало захватить этого связного.
– Зарандия не говорил тебе, кто этот его человек?
– Когда тот ушел, Зарандия сказал, что это Акопян из селения Гульрипш. – Дробышев попытался приподняться на постели и с волнением спросил: – Постойте, разве этот человек не передал вам моей записки?
Иван Александрович отрицательно качнул головой.
– Никто не приходил. Ловушка.
Дробышев кивнул головой.
– Надо искать этого Акопяна, – произнес он.
– Искать и немедленно! – ответил Чиверадзе. – Перевернем весь берег, а найдем!
– Иван Александрович, а в городе известно, что я пришел в сознание? – спросил Федор.
– А что?
– Мне кажется, неплохо будет, если мы их успокоим. – Он грустно улыбнулся. – По логике вещей, моя смерть кое-кого бы устроила. Ведь как-никак я единственный свидетель. Я видел Эмухвари. Ну хорошо, – заметив протестующий жест своего собеседника, согласился Дробышев. – Они в лесу, и им на это наплевать. Но Минасян? Теперь он уже не сможет отрицать свое участие в банде!
Федор откинулся на спину и тяжело дышал. Большие прозрачные капли пота выступили у него на лбу.
– А Акопян? – сказал он, немного отдохнув. – Кто, как не я, уличит его в предательстве? И потому пусть думают…
– Понятно! – перебил его Чиверадзе. – Теперь помолчи. Тебе вредно много говорить. Сандро! – позвал он хирурга.
Подходя к кровати, врач улыбался, но глаза его тревожно смотрели на раненого.
– Неужели не наговорились? – повернулся он к Чиверадзе. Стоя к раненому боком, хирург незаметно делал протестующие знаки.
– Сейчас закончим, – сказал Иван Александрович, – Не беспокойтесь, Сандро, он будет молчать, сколько вы потребуете. Скажите мне, кто уже знает, что Дробышев пришел в сознание?
– Как кто? Я, сестра знает.
– А кто еще?
– Да, видимо, пока никто. Но не беспокойтесь, у нас в городе этот секрет долго не продержится.
Чиверадзе перебил словоохотливого хирурга.
– Дорогой Сандро! Мне очень хотелось бы, чтобы наш раненый оставался некоторое время в бессознательном состоянии.
Шервашидзе удивленно посмотрел на Чиверадзе и перевел взгляд на Дробышева. Федор улыбнулся.
– Вы что, кацо, решили меня разыграть?
– Да нет, дорогой, но нужно, понимаете, очень нужно, чтобы окружающие думали, что он, – Чиверадзе кивнул на Федора, – еще без сознания. Понятно?
– Пожалуйста, если это вам нужно, – обиженно сказал Шервашидзе.
– Договорились! Давайте сюда вашу сиделку. Шервашидзе нажал кнопку звонка.
– Садитесь, Этери, – сказал он вошедшей сестре, – слушайте внимательно. Вы говорили кому-нибудь о том, что Дробышев пришел в себя?
– Нет, батоно, – ответила она, смущенная и официальным тоном главврача и присутствием Чиверадзе.
– Не успела значит, – улыбнулся Шервашидзе.
– Так вот, запомните, – вмешался Чиверадзе, – Дробышев очень плох и до сих пор без сознания. Да, да, очень плох, и вы думаете, он не выживет, – повторил он, увидев ее удивленное лицо. – Так и говорите всем и никого к нему не пускайте. Поняли меня?
Она закивала головой.
– А вас никто не расспрашивал о состоянии здоровья Федора Михайловича? – спросил Иван Александрович.
– Расспрашивали! – сказала Этери.
– Кто? – насторожился Чиверадзе.
– Да все и каждый день.
– Все – это не то, – разочарованно протянул Иван Александрович. – А кто-нибудь особенно не интересовался?
– Особенно? Нет, никто! Ваши звонили и приходили часто, все спрашивали о здоровье.
– А вы что говорили им?
– Как что? – она взглянула на Чиверадзе. – Правду говорила. Они и вино, и фрукты приносили, просили передать.
– Ничего не передавали?
– Главврач запретил. У больного все есть.
– Правильно, а теперь все принимайте. Но все передавайте только мне! Так нужно.
Она пожала плечами.
– Хорошо!
– И обязательно каждый раз узнавайте, кто принес! Понятно?
Она не поняла, но кивнула головой.
– У меня в дежурке и сейчас лежит сверток с фруктами и вином. Недавно принесли.
– Кто?
– Не знаю, Какой-то человек в штатском. Сказал, что от его друзей.
– Принесите сюда! – распорядился Чиверадзе.
– Имейте ввиду, Этери, вам доверено важное дело. Исполняйте все, что я вам сказал. В ваших руках, быть может, жизнь больного.
Этери испуганно и удивленно посмотрела на Чиверадзе и вышла. Он медленно и раздельно продолжал:
– У нас еще много врагов, Сандро, и они не брезгуют никакими средствами. В тайной войне, очень романтичной в книгах, написанных людьми, не имеющими понятия о нашей работе, и очень тяжелой действительности, враги применяют тысячи грязных и подлых способов. Кребс – старый мастер своего дела, а его хозяева славятся умением «выводить из игры» даже своих людей. Тех, кто много знает! Ну, о других и говорить нечего. Мы лечим раненых противников, они их добивают. А вот и Этери.
Увидев сестру с небольшим, аккуратно упакованным свертком в руках, Чиверадзе перевел разговор.
– Оставьте здесь, я возьму его с собой. Ты уж не обижайся, Федор. Тебе несут, а я отбираю.
– Вы еще не кончили? Пойдемте, Этери, пусть они поговорят, – сказал Шервашидзе, вставая. – Только короче. И потом зайдите ко мне, Вано, – обернулся он уже в дверях.
– Ты понял меня? – как только закрылась дверь, спросил Чиверадзе. – Возможно, они попытаются убрать тебя, мы поймаем их на этом. Когда тебе надо будет срочно сообщить мне что-нибудь ночью, имей ввиду – в коридоре дежурит санитар Гриша.
– Понятно!
– И в саду, – он посмотрел в окно, – тоже есть. Мне кажется, они попробуют навестить тебя – это было бы неплохо! А теперь давай прощаться, завтра заеду.
Чиверадзе поднялся, вынул из кармана брюк маленький маузер и сунул под подушку.