Как-то раз Нелли Ивановна шла по Литейному. Мимо проехала легковая машина с радиомачтой, выкрашенная в белый цвет. Рядом с шофером сидел рослый военный в полушубке, перетянутом ремнем. Машина резко свернула к цирку, и Нелли Ивановна увидела внимательный и, как ей показалось, долгий, испытующий взгляд темных глаз.
Латуница она узнала сразу. В это мгновение он показался ей таким, каким был двенадцать лет назад. И сердце Нелли Ивановны впервые за долгие годы беспокойно защемило.
В марте был подписан мир с Финляндией.
Снова зажглись огни на шумных улицах. С окон сняли черные занавеси. По мирному договору отодвинулась государственная граница, до которой еще недавно можно было за час доехать на велосипеде.
Внезапно кончились и нестерпимые морозы, каких долгие годы не помнили ленинградцы. Холода держались всю зиму, начиная с декабря. В городе отменяли занятия в школах. Белые от инея прохожие, до глаз упрятав лица в воротники, спешили укрыться в домах. Стекла трамваев покрывались морозным мхом толщиной с палец.
И вот настала мирная весна. С фронта возвращались лыжные батальоны и одетая в полушубки пехота. Красноармейцы шли в валенках по начавшим подтаивать мостовым.
В эти дни Нина с увлечением занималась музыкой. После школы, торопливо вбежав в квартиру, она бросала в передней свой туго набитый книгами портфель и порой, не скинув даже шубки, устремлялась к роялю.
Нина не собиралась быть профессиональной пианисткой. Она вообще не задумывалась об этом. Она занималась музыкой, потому что это доставляло ей удовольствие.
Напрасно Нелли Ивановна, и отчим доказывали Нине, что у нее незаурядные способности, что, если она захочет, она может добиться многого. Нина, смеясь, отвечала:
— Конечно же обязательно стану знаменитостью. Новая Маргарита Лонг!
В школе она шла отлично. Все ей легко давалось, даже скучная тригонометрия.
Долинин был очень привязан к девочке. Часто приносил ей лакомства из театрального буфета; когда ездил в Москву, не забывал привезти для Нины какую-нибудь замысловатую игрушку или нарядную обновку.
И девочка привыкла к этому как к само собой разумеющемуся. Как только раздавался звонок в передней, Нина бросала игрушки и бежала навстречу пришедшему. Если это был отчим, она встречала его неизменным вопросом: «Что ты мне принес, папа Боря?»
Так называла она его с тех пор, как они начали жить вместе. С ранних лет Нина знала, что где-то у нее есть еще один папа. Из разных городов от него приходили денежные переводы. Нелли Ивановна всегда при этом как-то смущенно расписывалась и, показав деньги дочери, говорила: «Это для тебя от того папы».
Но здесь у Нины было все, и она не понимала, зачем ей посылает деньги другой папа. Тот, другой папа, был далеко. Ника не знала его. Только видела сохранившуюся в доме фотографию незнакомого человека в военной форме. А этот был рядом, целовал ее и приносил вкусные шоколадки. И Нина привыкла к нему и не думала ни о каком другом отце.
Так было до тех пор, пока она не достигла отроческого возраста. К этому времени в характере ее, как и во внешности, произошли перемены. Из живого и шумного ребенка она неожиданно превратилась в задумчивого подростка с резкими движениями. Стала сдержанной и молчаливой.
Их отношения с Долининым тоже стали иными. Она уже не была для него той девочкой-куклой, чудо-ребенком, которым он любил блеснуть перед гостями. А вырастающей Нине все больше и больше начинали не нравиться многие черты отчима. Долинин был тщеславен и завистлив. Нина видела, как он бросал газету, узнав, что кто-то из коллег раньше него получил звание или орден. Он был падок на похвалы и нетерпим даже к осторожным замечаниям, любил выделяться среди других.
И вот однажды явившееся чувство стало возрастать с каждым днем и окончательно утвердилось теперь, когда Нина стала девушкой. Незаметно для посторонних, отношения их сделались холодными и сдержанными.
Зато Нина все больше и больше начинала задумываться над тем, отчего так далек от нее настоящий отец, отчего он даже ни разу не попытался ее увидеть.
Как-то, еще во время финской войны, в морозный февральский день, когда Борис Сергеевич был в Москве, Нелли Ивановна решила привести в порядок свой архив. Она выдвинула ящики секретера и долго, терпеливо раскладывала в аккуратные стопки поздравительные телеграммы, письма, фотографии, где она была снята во многих ролях, пожелтевшие вырезки из газет, где ее хвалили, скромные карточки родственников и знакомых. Среди них выделялась одна. На ней был изображен молодой человек с темными, причесанными на пробор волосами, с глубоким взглядом черных глаз, во френче с воротником под самое горло. С детства Нина знала — это другой папа…