Гас яростно жевал никотиновую жвачку, которая совершенно не помогала ему в его личной борьбе с курением.
— Каковы шансы на то, что она будет с тобой откровенна? — поинтересовался он.
— Не знаю. Я стояла в стороне, когда Молли делала заявление, но уверена, что она меня заметила. Не знаю, узнала она меня или нет. Хотелось бы, чтобы Молли с нами сотрудничала. Иначе мне придется работать без нее.
— Что ты думаешь о ее заявлении?
— По-человечески Молли была очень убедительна, когда предположила, что в тот вечер в доме был кто-то еще. Но я уверена, что она просто бодрится, — ответила Фрэн. — Разумеется, найдутся те, кто ей поверит. Вполне вероятно, что ей необходимо заронить сомнение. Будет ли Молли говорить со мной об убийстве мужа? Не знаю.
Но на это можно надеяться, решила Фрэн, вспоминая разговор с Гасом по дороге в гримерную.
Гримерша Кара повязала ей накидку вокруг шеи. Беттс, парикмахерша, округлила глаза.
— Ты что, спала в лыжной шапочке?
Фрэн весело улыбнулась.
— Нет, я надела ее только утром. Вам обеим придется совершить чудо.
Пока Кара накладывала тональный крем, Беттс включила щипцы для волос, а Фрэн закрыла глаза и принялась сочинять начало репортажа. «Сегодня в 7. 30 утра распахнулись двери тюрьмы „Ниантик“, и Молли Карпентер Лэш вышла к прессе, чтобы сделать неожиданное заявление».
Кара и Беттс работали с потрясающей скоростью, и через несколько минут Фрэн была готова предстать перед камерой.
— Меня не узнать, — сообщила Фрэн, глядя в зеркало. — Вы просто молодцы.
— Фрэн, нам не пришлось делать ничего особенного. Все при тебе. Только цвета у тебя однотонные, — терпеливо объяснила Кара. — Мы просто подчеркнули то, что есть.
Подчеркнули, повторила про себя Фрэн. Вот этого ей никогда не хотелось. На нее и так всегда обращали внимание. Самая маленькая девочка в группе детского сада. Самая маленькая среди восьмиклассниц. Колобок. Фрэн неожиданно прибавила в росте в старшем классе Крэнден-академии и достигла вполне приличных пяти футов пяти дюймов.
Кара сняла накидку.
— Выглядишь великолепно, — одобрила она, — всех сразишь наповал.
Шестичасовые новости вели Том Райан и Ли Мэннерс. Оба получили первые навыки работы в эфире, озвучивая прогноз погоды. Когда программа закончилась, все отстегнули микрофоны, и Райан сказал:
— Отличный репортаж о Молли Лэш, Фрэн.
— Тебе звонят, Фрэн. По четвертой линии, — раздался из студии голос секретарши Лайзы.
К немалому удивлению Фрэн, оказалось, что звонит Молли.
— Фрэн, я видела тебя у тюрьмы сегодня утром. Я рада, что ты пришла. Спасибо за репортаж. Во всяком случае, мне показалось, что ты готова непредвзято взглянуть на смерть Гэри.
— Конечно, я очень хочу верить тебе, Молли. — Фрэн наудачу скрестила пальцы.
Голос Молли зазвучал неуверенно:
— Тебя заинтересовало бы расследование смерти Гэри? В обмен я готова помочь сделать передачу для твоего канала. Мой адвокат говорил, что звонили почти со всех каналов, но я бы предпочла работать с человеком, которому могу доверять.
— Конечно, меня это интересует, Молли, — быстро ответила Фрэн. — Честно говоря, я и сама собиралась позвонить тебе по этому поводу.
Они договорились встретиться на следующее утро в Гринвиче, в доме Молли. Фрэн положила трубку и, выразительно подняв брови, посмотрела на Тома Райана.
— Завтра состоится встреча одноклассников, — сообщила она. — Наверняка будет интересно.
5
Корпоративная штаб-квартира ХМО «Ремингтон» располагалась в одном здании с клиникой Лэша в Гринвиче. Исполнительный директор Питер Блэк всегда появлялся на рабочем месте ровно в семь часов утра. Он утверждал, что два часа работы до прихода персонала были для него самыми продуктивными за весь день.
Во вторник утром, нарушив свои привычки, Питер включил канал НАФ.
Его секретарша, проработавшая с ним многие годы, сказала, что Фрэн Симмонс только что начала работать на этом канале, и напомнила ему, кто такая Фрэн. Но Питер все равно удивился, увидев репортаж Фрэн об освобождении Молли Лэш. Отец Фрэн покончил жизнь самоубийством всего через несколько недель после того, как Питер принял приглашение Гэри Лэша и пришел на работу в клинику. На многие месяцы этот скандал стал излюбленной темой разговоров в городе. Вряд ли кто-то из живших тогда в Гринвиче забыл эту историю.
Питер Блэк включил телевизор только потому, что хотел увидеть вдову бывшего партнера.
Он так часто поднимал глаза на экран, стараясь не пропустить нужный сюжет, что в конце концов был вынужден отложить ручку и снять очки для чтения. У Блэка были густые темные волосы, поседевшие на висках, крупные серые глаза, приветливое выражение лица. Это выражение создавало неверное впечатление у новых сотрудников до того момента, как они допускали серьезнейшую ошибку — возражали Блэку.
В 7. 32 началось то, чего он так долго ждал. Питер мрачно смотрел, как Молли идет за машиной своего адвоката к воротам тюрьмы. Когда женщина заговорила, обращаясь к прессе, он подвинул свое кресло ближе к телевизору и нагнулся, впитывая каждый нюанс ее голоса и выражения лица.
Как только Молли начала говорить, Питер прибавил громкость, хотя и без того отчетливо слышал каждое слово. Когда она закончила, Питер откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Секунду спустя он уже снял трубку телефона и набирал номер.
— Резиденция Уайтхоллов.
Легкий английский акцент горничной всегда раздражал Блэка.
— Соедините меня с мистером Уайтхоллом, Рита. — Он намеренно не назвал себя, но в этом не было необходимости. Прислуга знала его по голосу.
Келвин Уайтхолл не стал тратить время на приветствия.
— Я все видел. Во всяком случае, она стоит на своем и говорит, что не убивала Гэри.
— Меня беспокоит другое.
— Я знаю. Мне тоже не понравилось, что в дело вмешалась эта Симмонс. Но если потребуется, мы решим эту проблему. Увидимся в десять.
Питер Блэк, не прощаясь, повесил трубку. Весь день его мучило предчувствие неудачи, хотя он присутствовал на важных встречах, посвященных приобретению еще четырех более мелких ХМО. Благодаря этой сделке «Ремингтон» станет одним из крупнейших игроков на благодатном поле здравоохранения.
6
Когда Филип Мэтьюз привез Молли домой после тюрьмы, он хотел войти вместе с ней, но она не позволила.
— Прошу вас, Филип, оставьте мою сумку у двери, — приказала она. А потом добавила с натянутой улыбкой: — Вы наверняка слышали избитую фразу, которую приписывают Грете Гарбо: «Я хочу побыть одна». Так вот, это обо мне.
Она, совсем худая и хрупкая, стояла на крыльце красивого дома, который когда-то делила с Гэри Лэшем. За два года, прошедшие после неизбежного разрыва с женой, которая уже снова вышла замуж, Филип Мэтьюз успел сообразить, что его визиты в тюрьму «Ниантик» стали более частыми, чем полагалось адвокату.
— Молли, кто-нибудь сходил для вас в магазин? — спросил он. — То есть я хотел спросить, есть ли у вас в доме продукты.
— Об этом должна была позаботиться миссис Барри.
— Миссис Барри! — Филип сам не заметил, что заговорил громче. — Какое она имеет к этому отношение?
— Миссис Барри снова будет работать у меня, — объяснила Молли. — Пара, присматривавшая за домом, уехала. Как только я узнала, что меня выпускают, то попросила родителей связаться с миссис Барри. Она приехала, проследила за тем, чтобы в доме все тщательно убрали, и купила продукты. Она будет приходить, как и прежде, три раза в неделю.
— Эта женщина помогла отправить вас в тюрьму!
— Нет, она просто сказала правду.
Весь остаток дня, даже во время встречи с прокурором по делу новой клиентки, риелтора, задавившей насмерть пешехода, Филип не мог избавиться от растущего чувства неудовольствия. Он не мог забыть о том, что Молли одна в доме.
В семь часов вечера, когда он тупо смотрел на стол, решая, позвонить Молли или нет, зазвонил прямой телефон. Его секретарша ушла. Звонок повторился несколько раз, прежде чем любопытство победило и Филип не стал ждать, пока заработает автоответчик.