- Мне очень надо.
Подумав минуту, Грэй все же кивнул.
- Запиши только мой телефон все же, ладно? И звони если что.
====== Любовь, прощай и быть счастливой ======
Выбитая дверь так и стояла нараспашку.
Герда осторожно присела на ступеньки, всматриваясь в полутьму гаража, где горели только две большие лампы над механическим подъемником. Было тихо. Грэнзэ и Юма не разговаривали, погруженные каждый в свое дело – она протирала какие-то детали тряпкой, а он рисовал.
«Как чужие. Даже сказать, что ли, нечего друг другу. Я понимаю, что ему до Юмы нет дела, но она-то? Неужели не хочется спросить, как состояние, или попросить его пойти домой? Жестоко. Если бы я могла, я бы заставила его пойти ко врачу сейчас, а не ковыряться в краске по локоть».
Прислонившись затылком к обшарпанному косяку, Герда прикрыла глаза и слабо улыбнулась сама себе, чувствуя странное и совершенно новое тепло в груди. Она была уверена. что еще сможет сделать это.
- Твою мать…
Герда вырывает у Грэнзэ из руки зажигалку и щелкает ей сама.
- Неужели так сложно просто попросить? Просто сказать, что нужна помощь.
- А мне она не нужна, – Грэнзэ жадно затягивается и кривится, удобнее устраивая правую руку за пазухой. – Я бы справился.
Герда невольно улыбается уголком губ и сует ему зажигалку в карман ветровки.
- Пожалуйста.
Грэнзэ дергает бровью и возвращается к своему занятию.
Он молчит, сосредоточенно рисуя, а Герда смотрит на него и понимает, что ей очень хочется сказать хоть что-то хорошее и ободряющее.
Наблюдая за старшим братом Грэя, она вдруг остро осознает, что он не такая уж и скотина и столько работает не из прихоти, а ради своей семьи. Ради дочери, ради Грэя, даже ради Юмы, наверное.
«Живой, – завороженно понимает она. – А злой такой, потому что хорошего давно не видел ничего, а тут еще Дима со своими изысками…»
Герда сидит так довольно долго в полной тишине гаража, нарушаемой только едва уловимым шипением, с каким краска вырывается из аэрографа. И ей становится грустно, потому что невольно вспоминается Лена Казарина, которая была у Грэнзэ, и из-за которой он так плохо относится сейчас к самой Герде.
«Вот если бы изменить это…»
С улицы раздается рокот мотора и громкий крик:
- Герда?!
Перекрытый отрезвляюще-пронзительным:
- Грэнзэ!!
Посидев еще минут десять и просто думая о том, что происходит с ней, Герда, тихо поднялась и побрела в сторону проспекта, собираясь поймать машину.
В сумочке было немного денег на такси и мелкие расходы, так что до цели добраться было не сложно.
Оставалось лишь понять, что делать дальше.
«Он не сказал Диме, где меня искать, хотя легко мог таким образом избавиться и от меня, и от тех проблем, которые я с его точки зрения приношу в их жизнь. Почему не сделал этого? Странно, что такой человек не воспользовался возможностью избавиться от меня, да еще и заработать на этом – Дима же предлагал… особенно учитывая ту ситуацию, в которой они находятся. И почему Грэя не заботит, что им за квартиру платить? Он так спокойно об этом сказал, как будто абсолютно уверен в том, что его брат со всем справится и разберется один…»
Остановившаяся машина, названный адрес и сунутые водителю деньги даже не прервали мыслей Герды, став просто кусочком механических действий.
«Уверена, он не просто так помог мне».
Постояв минуту на лестничной площадке и переведя дыхание, Герда нервно убрала за ухо прядь волос и нажала на звонок.
«Все равно же придется позвонить, так чего выжидать-то? От моего тут стояния ничего не изменится и лучше не станет».
Дверь открылась далеко не сразу – сперва сработал видеодомофон, Герда услышала тихий щелчок снятой трубки в квартире, потом минутную гробовую тишину, и только после этого зашуршал замок.
- Герда? Признаться, удивлена тебя видеть.
- Привет, мам, – Герда переступила с ноги на ногу. – Мне надо поговорить с тобой.
Холодные вдумчивые глаза карего цвета окатили ее с головы до ног изучающим цепким взглядом, и мать кивнула, чуть-чуть подавшись в сторону.
Герда вошла. Она давно не была в родительской квартире…
«То есть со смерти отца. Господи, как будто вечность прошла с тех пор, а на самом-то деле не больше пары недель же…»
Следуя за матерью, Герда прошла в гостиную, где даже кресла не сдвинулись со своих мест ни на один сантиметр, и села напротив высокой козетки, обтянутой набивным шелком – излюбленного места матери, когда она ударялась в долгие беседы о жизни с подружками.
Не изменяя своей привычке, мать села, закинув ногу на ногу, так что стройная лодыжка показалась из запаха длинного халата, чуть откинулась назад и подперла голову рукой. Выучено-изящно, ни на один миллиметр не изменив этот жест: указательный и средний пальцы охватывают висок, большой упирается в скулу, безымянный и мизинец собраны к ладони так, что идеально накрашенные ногти чуть проминают кожу.
Мать молчала, рассматривая Герду спокойно и выжидательно.
А Герда рассматривала ее. Красивая, еще молодая, словно время не брало тонкую кожу вокруг глаз и губ, или лицо матери было стальным доспехом, на котором и не положено с годами появляться морщинам.
Белокурые волосы собраны в небрежный пучок, так что из него кольцами выпадают блестящие локоны на шею, спину и лоб. Брови ровными точными линиями идут к вискам в полной неподвижности, губы сжаты, но даже это не может скрыть их полноты и сочности, глаза обрамлены густыми угольными ресницами, и в них, как два кусочка льда, сидят две радужки с кромешной тьмой зрачков.
- Так о чем пойдет речь? – мать первая нарушила молчание, чуть качнув босой ногой. – Ты решила сменить гнев на милость и выйти опять на работу? Или ваша с Димой ссора, послужившая причиной столь скорого отъезда, уже улажена? Что между вами произошло?
Герда вздохнула, по привычке из детства сжав руки в замок и спрятав глаза. С матерью тяжело было разговаривать. Невыносимая в своем тщеславии, сразу же после свадьбы дочери взявшая ее фамилию, Светлана Родионовна Орлова в детстве внушала дочери страх, а позже только желание не встречаться.
- Дело не в Диме, – тихо заговорила Герда, стараясь заставить свой голос не дрожать. – Один мой друг попал в беду по моей вине. Я дурно поступила и хотела бы это исправить…
- И сколько хочет твой друг? – последнее слово прозвучало намеренно брезгливо. – Спасение утопающих, дело их собственных рук, дорогая моя. Не тот ли это друг, который заезжал к тебе несколько дней назад на обшарпанном «ИЖике»?
Переведя дыхание, Герда заставила себя поднять голову и посмотреть прямо матери в глаза.
- Нет. Откуда ты знаешь?
Светлана Орлова коротко усмехнулась, едва-едва дернув уголочком губ, но и это не нарушило броню ее идеальной кожи на лице. Улыбка появилась и пропала, не замяв ни единой мимической складочки.
- Твою секретаршу очень встревожило твое поведение на работе, и она решила узнать, все ли у тебя хорошо.
- Аника! – Герда вскинулась, зло сведя брови. – Это она сказала тебе, да?!
Мать кивнула, чуть-чуть дрогнув ресницами в знак согласия.
- Она много чего мне сказала. И о твоих отлучках, и о том, как ты подбирала себе гардероб, и о том, что не отвечала на Димины звонки. Признаться, я сразу предположила, что дело не в отпуске и мигрени, как он мне объяснил, а в том, что кто-то тебя увлек больше законного мужа.
Покраснев, Герда спрятала взгляд и снова сжала пальцы в замок.
- Ясно, – после долгого молчания подытожила Светлана. – Значит, я права.
Коротко вздохнув, она поднялась и пересела на диван рядом с дочерью.
- Не стоит увлекаться минутными прихотями, дорогая. Лучшее решение в нынешние времена сохранять то, что у тебя есть, и приумножать это, а не расточать. Никто не знает, что будет завтра.
Герда коротко вздохнула и прикрыла глаза.