Дверь грохнула об стенку, заставив ее вздрогнуть и обернуться.
В гараж ввалился Грэнзэ, у которого на спине сидела смешная девочка с широкой открытой улыбкой и торчавшими во все стороны, как у домовенка, черными волосами. Герда так и застыла, забыв обо всем и залюбовавшись малышкой – хорошенькой, как куколка, но чумазой и одетой совсем неподходяще к этой ангельской внешности. На девочке были джинсы, футболка с машинками, задом-наперед, ярко-рыжие кроссовки с развязанными шнурками, а на шее красовался большой клык на кожаном шнурке.
«Ей бы платье или брючки в клетку…»
Взгляд зацепился за пустую банку из-под ананасов в руке девочки и скатился по самому Грэнзэ вниз. Всклокоченный, как и его дочь, в мятой белой футболке, старых джинсах, тоже расшнурованных кроссовках, с разбитым лицом, он производил немного пугающее, но, к удивлению Герды, не отталкивающее впечатление.
Она боялась, что все гораздо хуже.
Грэнзэ оперся о стену, тяжело дыша и хватаясь здоровой рукой за бок, правая висела на шее на вытертой серой бандане.
Окатив хмурым взглядом всех по очереди, он подошел к несчастному мерседесу, сел около двигателя и погладил его расколотый корпус, как живое существо, улыбнулся, ласково и открыто, как Герда вообще не видела, чтобы он улыбался, а потом тихо засмеялся.
- Ну, вашу мать, – сквозь смех проговорил он. – Елки зеленые… вашу маму… помогуи, бля…
Герда виновато опустила голову, потому что смотреть на дочь Грэнзэ ей было неловко.
Девчонка была просто копией папы, если не считать курносого носика и огромных ореховых глаз. Она отцепилась от Грэнзэ, поставив ножки на пол, и побежала к Юме, протянув ей руки.
- Привет! – малышка уткнулась ей в ноги головой, задев колготки жестяной банкой и тут же распустив по ним стрелку. – А я так рада, рада, рада! Я подарок делала тебе.
Юма вздохнула, подняла ее на руки и подошла к Грэнзэ, с короткой тревогой посмотрев на его серое, уставшее лицо.
- Она тебя разбудила?
Грэнзэ отрицательно качнул головой, с трудом перестав смеяться.
- Нет, что ты. Она тихонечко добывала обои со стенки, чтобы устроить к твоему приходу салют, и съела целую банку ананасов. Надеюсь, плохо ей не будет. Спасибо всем.
Герда еще ниже опустила голову, понимая, что в произошедшем виновата она – обещала присмотреть за девочкой и не сделала. А с другой стороны – как правильно поступить было? Разбудить Грэнзэ, который…
«Которого, в итоге, все равно разбудили, но теперь еще и с ободранными обоями и размазанным по полу сиропом…»
- Папа дал мне таблетку, – радостно сообщила Лисса, цепляясь на шею Юмы. – Сказал, это полезно для живота.
- Да, детка, так и есть, – Юма с коротким вздохом поставила ее на ноги. – Грэнзэ, я пойду, скажу Сэльве, что мне отгул нужен, если он не разрешит Лиссе остаться тут.
- Я потом поговорю с ним, – Грэнзэ все еще внимательно рассматривал двигатель. – Не морочься этим.
Юма кивнула, подошла и, покопавшись в кармане, достала расческу.
Герда во все глаза уставилась на то, как она совершенно спокойно и даже по-хозяйски собрала гриву Грэнзэ в хвост и начала вычесывать. Он скривился, дернул головой, но возражать не стал.
- Грэй, дай ключ на 18 и подержи вот тут.
Герда посмотрела на Грэя, который как-то сразу расслабился и включился, начав быстро помогать брату. Она прислонилась к верстаку, глядя на этот единый организм, состоявший из двух братьев, Юмы и малышки-Лиссы, и ей стало больно и горько. Потому что для нее тут места не было. То есть рядом с Грэем было много пустого пространства, которое она легко могла бы занять, но ей хотелось сейчас оказаться на месте Юмы. Стоять, как она, чуть улыбаясь, разбирать на пряди длинную черную гриву и так же заплетать в косу, кивать девочке, которая дергала за рукав, а потом завязывать ей шнурки…
У Юмы было все. Все-все, чего Герда так хотела, и это нельзя было измерить в долларах или машинах.
«Как я матери и сказала – это не купишь за деньги. Юма – счастливица. Все у нее есть».
- Ну вот, детка, – Юма поднялась, поправив подол своего платья. – Теперь все, как положено, пойдем, я дам тебе клубничный рулет, а ты тихо посидишь на кухне, хорошо?
- А у папы тоже шнурки не завязаны, – Лисса протестующе мотнула головой. – Почему ему можно, а мне нет?
Грэй не выдержал и засмеялся. Греда тоже.
- Потому что папа причесанный, а маленький чертенок – нет, – ворчливо отозвался Грэнзэ. – Иди с Юмой и будь зайкой, – тогда вечером куплю киндер и кассету про твою чертову русалку.
- Ладно, – Лисса уцепилась за Юмину руку и пошла с ней из гаража. – Обещай!
- Обещаю.
За ними закрылась дверь, и в гараже повисло такое тяжелое молчание, что, казалось, оно способно раздавить кого угодно.
====== Живой, Альпы и “опять дрожат руки” ======
Грэнзэ откинул голову, рассматривая рулевую тягу, лежавшую перед ним на верстаке, и едва заметно улыбнулся. Опять тепло-тепло и ласково.
«Опять железке, а не человеку».
Герда вздохнула, аккуратно передвинув затекшую ногу.
Грэй задремал, удобно устроив голову у нее на коленях, пока его брату не нужна была помощь.
- Не трогай, – Грэнзэ недовольно морщится, увидев, что Грэй бьет кулаком в стойку мерседеса, потому что закисший болт не откручивается. – Я сам.
Грэй вздыхает и бросает гаечный ключ в ящик, устало запрокидывая голову.
- Задолбало.
- Да ну? – Грэнзэ насмешливо дергает бровью, продолжая копаться под капотом. – Тогда кофе сделай.
Герда дергается помочь, но Грэй только улыбается ей и двигает к брату термос.
- Скажи, как помочь надо будет.
Получив в ответ утвердительный кивок, он заваливается на спальник и откидывает голову Герде на колени.
- Как пальцы? – тихо спрашивает он, бережно погладив замотанные пластырем ногти.
- Нормально, – Герда чуть пожимает плечами.
Ей неловко, что они опять сидят и ничего не делают – она и Грэй.
- Может, Юме сходить помочь, как думаешь? – тихо спрашивает она. – Ну, там хоть посуду помыть или приготовить?
Грэй отрицательно качает головой, закрывая глаза.
- Она сама разберется. Да и не стоит попадаться Сэльве на глаза – хватит и того, что Лисса там крутится. Потом будет высказывать, что мы работу в балаган превратили.
Герда не знает, что ответить, и надолго замолкает, наблюдая за Грэнзэ. Когда она опускает взгляд, то обнаруживает, что Грэй крепко спит.
Ей очень хотелось прервать тягостное молчание и заговорить.
«Почему с ним не получается просто поговорить? Хоть о чем-то. Как будто стена ледяная выстроена вокруг».
- Домой пойду, – Грэнзэ вытер руку об футболку и устало потер глаза. – Грэю скажи, как проснется, что тут только сиденья снять осталось. Сэльве я сейчас скажу, что заказ на верстаке собран.
Герда проводила его взглядом, остро ощутив обиду за то, что он даже не глянул в ее сторону, высказав просьбу.
Она опустила голову, закрыв глаза, и горько вздохнула.
Вот было в Грэнзэ что-то по-настоящему живое – не как в Грэе, поверхностное.
Да, Грэй был намного легче своего брата и гораздо приветливее и теплее. С ним было просто. Но Грэнзэ оказался на самом деле живым – стоило только понаблюдать за ним и увидеть очевидное.
«Которое, надо сказать, он хорошо прячет».
Он готов был ради своего брата на многое, если не сказать на все. Просто чтобы Грэю было хорошо и спокойно.
«Были бы мы в американском фильме, о нем бы сказали, что он за брата и жизни не пожалеет».
Сумерки.
Дождливые, слякотные и промозглые.
Город стремительно уходил из закатного марева в глухую глянцевую ночь.
Одна за другой вспыхивали рекламы магазинов и баров, искажая свой смысл отражением в лужах, где плавали вчерашние газеты и пластиковые крышки от бутылок.
«Все измерено деньгами. Все абсолютно. Здоровье, сытый желудок, крыша над головой…»