Правда, тут тебя может завалить камнями или кирпич откуда-нибудь скатится и - по голове. Такое уже было однажды с Санькой, кровью умылся. Да разве это нас остановит: очень уж славно и весело гоняться друг за дружкой по руинам. Санька - в печь, а я - из печи, Санька - за мной, а я - за груду камней, в полынь.
Но в тот день игры у нас не получилось. Сунулся мой приятель в печь и тут же назад выполз.
- Гляди-ка, - удивился он, - наш ход завален.
Пригляделись хорошенько - завален-то завален, да как-то странно: свод над головой целехонек, а в проходе куча камней, будто кто специально наносил. И ломаная железная дверь тут. Мы с Санькой ее еще прошлым летом чуть не к самому карьеру отволокли. Хотели в воду бросить, чтоб плюхнуло, да силенок не хватило. А теперь она снова здесь.
- Гм, - задумчиво произнес Санька, отряхивая колени от песка.
- Гм, - согласился я. - Неужели какие-то хлопцы тут баррикаду устроили?
Пожали мы плечами, призадумались на минутку, да только-то и делов. А тут ящерицу увидели. Санька прижал ей хворостиной хвост. Сама ящерица тут же скрылась в порке, а хвост оставила, и он извивается на песке, как живой.
Санька говорит, что у ящериц потом новые хвосты отрастают.
Так бы мы и пошли домой со своими вениками, если б в густой полыни не наткнулись на нору. Большая нора, пролезть можно. Не иначе как в печь ведет.
Санька хлопец горячий и любит биться об заклад. Канава ли по пути встретится, или собака на чужом дворе забрешет, Санька уже готов спорить, что он и канаву перепрыгнет и возле собаки пройдет.
Так и с этой порой: я говорю, что туда лезть опасно, а Санька - храбрец нашелся! - сразу мне руку сует:
- Спорим на твой ремень, что залезу! А-а, ремня жалко?
- Кому? Мне?
- Тебе!
- На! - протянул и я руку.
- Смотри же!
Он проворно встал на четвереньки, сунул в дыру голову и полез. Вот уже и спина его там, и ноги, только потресканные пятки торчат из норы. Плакал мой ремешок.
И вдруг Санька притаился, с минуту лежал без движения, а потом выскочил назад, как из бочки шпунт. Глаза круглые от страха.
- Там кто-то есть, - проговорил он шепотом.
Я усмехнулся. Просто Саньке стало страшно, вот и выдумывает.
- Кто-то там сопит, как во сне…
- А не храпит? - переспросил я и тоже сунул в нору голову. Лезть, правда, не полез, насторожил уши, прислушался. Ничего не сопит и не храпит. Тихо до звона в ушах. Я уже готов был посмеяться над Санькиными страхами, как вдруг… Вдруг кто-то в норе глухо закашлялся, как старый Зезюлька, когда хватит слишком большую затяжку самосада. Тут и я вскочил.
- Слушай, а если это тот самый… упырь? - высказал догадку. Санька.
Упырь не упырь, а лучше драпануть, пока не поздно. Кто его знает, что оно там такое. Еще и вправду выскочит, схватит и давай кровь сосать. А место глухое, от деревий далеко, рядом лозняк - пока докричишься, пока дозовешься помощи, так всю и высосет.
Кто же там все-таки сидит, в разрушенной печи?
- Кто сидит? - переспросила бабушка, когда мы рассказали ей про свои приключения. - А лихо его ведает, кто там сидит. Может быть, тот, что кошелки у баб отбирает… А вам бы он и вовсе головы поскручивал, чтоб не совали куда не нужно…
Бабушка советует нам бежать в сельсовет. Там лучше нашего разберутся, там у людей головы - не чета нашим с Санькой.
Но мы колеблемся: идти - не идти? Еще не поверят, смеяться станут. Лучше всего самим подстеречь, а если повезет, то и поймать. Вот бы прославились! На все село. Пусть бы та Катя увидела, что мы с Санькой за хлопцы.
А бабушка нас гонит в сельсовет. Ей наша слава ни шла, ни ехала, лишь бы упырь нам головы не поскручивал.
В сельсовете полно народу. Говорят, лес на хаты давали, так не все еще разошлись, не все накричались вдоволь.
Мы до сих пор ни разу не видели Скока в сельсовете при исполнении председательских обязанностей. И вот увидели. Сидит он с начальственным видом за перепачканным в чернила кривоногим столом и старательно хукает на печать, будто отогреть хочет. Потом, прилепив ее к бумажке, внимательно рассматривает, что получилось. И все его здесь зовут не просто Захаром, а Захаром Ивановичем. Не начал ли он и впрямь нос задирать, как предсказывала наша бабушка? На улице Скок как Скок, а тут не подступишься.