Происходит обманка из-за поиска «силы» в виде экстрафеномена в чувственности, хотя дело в «обычной жизни». Остерегаются «смешиваться, растворяться в чём-то вроде «космического сознания», избегать имманентизма и натурализма». Духовным может быть назван неформальный мир. Фунционально Западу присущ «Синкретизм» — собирание самых разных элементов отовсюду до «внешнего» сочетания; чтобы придать им полезное единство, они группируются вокруг неких направляющих идей.
Истоки «Восточного типа». Типологиеские особенности Руси. Русь переродилась в великую восточную державу. Известно, что «церковь больше всего содействовала росту и успехам царской власти, первая за это и поплатилась. Так, например, один или два митрополита были убиты по приказу Грозного. Крепостная неволя сделалась на Руси повсеместной, когда на Западе она уже отмирала. На Руси оно превратилось в чистое рабство. Это рабство диктовалось национальным заданием — созданием империи на скудном экономическом базисе. Только крайним напряжением, страшными жертвами могло существовать это нищее, варварское, бесконечно разрастающееся государство. Народ сам сделал свой выбор между могуществом империи и своей свободой. Поэтому он несёт ответственность за свою судьбу и за своё прошлое. Для народа характерна свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, всецелая вера в положительную действительность внешнего мира и покорное к нему отношение.
Основа капитализма — либеральная демократия неприемлема для России, неправедно наживаемое богатство, осуждалось. «Слабость юридического развития Руси — факт несомненный. Несчастье Руси было в недостаточном развитии государственных начал при отсутствии единства. Удельная Русь была далека от единого государства. И не случайно она стала рабой и данницей татаро-монголов. «В самой московской земле — собирательнице вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани. Не извне, а изнутри татарская стихия овладевала душой Руси, проникая в её плоть и кровь. Русь становится сплошной московской однообразной территорией центральной власти, естественная предпосылка для деспотизма.
Выковался московский тип русского человека, создавшего «чудовищную империю» [Буровский]. Поразительно, в ХV11 веке в Московии народ обожал царя, но бунтовал (С. Разин)., ибо тяготила крепостная неволя. Бунт — исток застоявшихся, не поддающихся дисциплине сил и страстей. Идея отсутствия центральности имела физическую сущность. Странничество — характерное русское явление как физическое, так и духовное. Западные люди гораздо более оседлые, более прикреплены к усовершенствованным формам своей цивилизации, дорожат своим настоящим, более обращены к благоустройству земли. В России — рассредоточенно в виде отдельных автономий ментальной энергетики в популяционном пространстве, что делает индивида в этом сгустке внедрённым [Бердяев].
Бердяев отмечает, что русский народ очень одарённый народ, есть в высшей степени поляризованный народ, есть совмещение противоположностей. Народ, вызывающий беспокойство Запада. Есть соответствие между нашей физической и душевной географией. Восточная созерцательность и западная действенность. Формальная строгость европейского быта — простота и доброта человеческих отношений [Федотов]. Русский народ менее семейственный, чем народы Запада, менее прикованный к семье, сравнительно легко с ней разрывающий. Авторитет родителей в основном был слабее. У русских слабо чувство иерархичности, оно присутствует в форме низкопоклонства. Он всегда иначе относится, чем европейские народы, смотрит на власть не как на благо, а как на зло. Зло и грех всякой власти русские чувствуют сильнее, чем западные люди.
Понятие социальной справедливости на Западе означало соблюдение юридической законности в имущественно — потребительских интересах отдельных индивидуумов, а у Руси — единую для всего народа обязанность служения. Но там, где в ответе все, индивидуально никто. Здесь коренится русский соборный коллективизм. На примере Сибири и Америки можно видеть разницу: приобщение аборигенов у одних и уничтожение у других. У русских иное чувство земли, и самая земля иная, чем у Запада, близка мистика земли.