Знаете, мне нравилось учиться военному делу в институте. У нас была военная кафедра, учеба на которой доставляла мне неимоверное удовольствие. Там было чрезвычайно забавно, особенно когда начались военные сборы, и я увидел армию вблизи. Конечно, армия – это набор парадоксов и смешных историй. Дико прикольно стрелять из всего, из чего возможно. И ты испытываешь почти эстетическое наслаждение от лицезрения того, что ты еще и куда-то попадаешь. Да и сам факт ношения формы тоже доставляет любому мужику невероятное удовольствие. Есть в этом что-то залихватское и совершенно необъяснимое. А просыпаться в какой-нибудь там палатке или еще где-то – это просто здорово! Армия – целый мир, со своим специфическим чувством юмора и своей иронией. Что мне, кстати, нравится.
Ну, конечно, там обязательно попадается человечек ростом метр тридцать с двадцать седьмым размером ноги, которому выдается пятьдесят шестой размер одежды и сорок четвертый размер сапожек. А что делать, никто ж не виноват, что он такой?! Это, в общем, нормально. Мало того, в моей практике был случай, когда человеку это сохранило ноги. Как-то мы поехали на прохождение практики в одну из частей Подмосковья. Замечательное место, красиво нереально, река... Правда, почему-то, когда мы приехали, нас встретили молодые люди, одетые в солдатскую форму, считающие, что они должны нас, вежливо говоря, людей старше их лет на несколько, тут же «прописать». Они не учли, что, хотя мы и были из Московского института стали и сплавов, но только в нашей группе человек восемь, вежливо говоря, обладали выдающимися спортивными достижениями. Была пара ребят мастеров спорта по боксу, несколько ребят дзюдоистов и борцов и несколько ребят занимались карате. У меня, если не ошибаюсь, уже был второй дан. Поэтому общение с молодой, голодной и анархической армией закончилось тем, что наш авторитет, наверное, уже секунд через сорок был непререкаем!
Что не отменило чувство юмора. Во-первых, меня удивило, как быстро те люди, которые до института служили в армии, потеряли представление о том, что хорошо и что плохо. Они почему-то, получив сержантские лычки, стали говорить, что «я пострадал, и вы сейчас у меня, салаги, хлебнете», и пришлось вежливо их спрашивать, а понимают ли они, что это сборы и что они ненадолго. А потом им с нами жить да жить. После чего с ними приходилось проводить беседу, напоминающую знаменитую беседу Остапа с Кисой: со стороны их разговор выглядел, как беседа непослушного сына с почтенным родителем. Только родитель чрезвычайно активно тряс головой. Молодые люди все понимали, и голова у них вставала на место. Но вот интенданты – это, конечно, отдельная история.
С нами на сборах был такой Рома Крис. Фамилия у него была под стать: маленький, щупленький Рома страдал всеми возможными комплексами маленького и щупленького провинциального еврейского мальчика. Незадолго до тех памятных сборов он женился на женщине, которая играла за сборную МИСиС по баскетболу. Невеста была раз в восемь больше Ромы и регулярно носила его на руках, потому что иначе Рома бы потерялся. Наш персонаж ее несоизмеримо обожал, грелся в ее большом и нежном теле, и я уверен, что с течением времени Рома превратился бы в такую маленькую нажратую юлу. К тому времени физически он представлял собой только ту ось, на которой будущая упитанная юла начнет вращаться. И вот на эту стройную и довольно короткую ось умудрились выдать нереального размера гимнастерку и гигантские сапоги. Рому, по армейскому чувству юмора, снарядили в танк заряжающим. Поэтому его задачей было попытаться своими сорока шестью килограммами сдвинуть с места танковый затвор, который весил примерно столько же, сколько и Рома.
А поскольку в жизни каждого еврейского мальчика всегда случаются неприятности, то одна из них была в том, что стопор танкового затвора кто-то кокетливо и незаметно перевел в положение «не стопорить». Поэтому, когда Рома под смех товарищей, находящихся с ним в танке, каким-то чудом все же заставил затвор медленно, но неумолимо прийти в движение, то случилось страшное – затвор не остановился там, где должен был, а выехал из своего гнезда и, как в дешевом фильме ужасов, упал Роме прямо на ноги. Рома издал продолжительный, но очень тихий визг и нехотя посмотрел вниз, где, по идее, должны были находиться его расплющенные и изуродованные ступни. Но армейское чувство юмора спасло Рому. Вместо размозженных ласт на месте очаровательных еврейских капок находились неудачно замотанные портянки и обнаженные пальцы, которые от страха шевелились. А носки сапог были аккуратно сбриты упавшим танковым затвором. Рома стоял испуганный, маленький, дрожащий, но живой.