Мы идем на Кваркуш
Повесть «Мы идем на Кваркуш» — документальное произведение. В ней нет ничего вымышленного, изменены лишь некоторые фамилии ребят.
Писатель Леонид Фомин вместе с ребятами из Верх-Язьвинской школы Красновишерского района Пермской области совершил трудный переход на альпийские луга горного хребта Кваркуш. Ребята этой школы такой переход совершают каждый год. И не потому, что они заядлые туристы. Нет, они делают большое и нужное дело, помогают родному колхозу — гонят на горные пастбища, на откорм, телят.
В 1964 году на Всеуральском слете юных следопытов, организованном журналом «Уральский следопыт», коллективу учащихся Верх-Язьвинской школы были присуждены первое место и первая премия. Ребятам подарили палатки, транзисторный приемник, вручили кубок и грамоту.
Автор этой книжки, Леонид Аристархович Фомин, живет и работает в Свердловске. Родился в 1932 году в Костромской области в крестьянской семье. С детства работал и учился. Печататься начал в газетах с 1952 года. Его рассказы и повести публиковались в журналах «Урал», «Уральский следопыт», «Пионер», в альманахе «Охотничьи просторы». В 1964 году в Свердловске издал отдельной книжкой повесть «Кокуй-Городок», в том же году в Перми в «Библиотеке путешествий и приключений» вышла его «Лесная повесть».
Не забудьте варежки!
Началось все с газетной заметки. В ней говорилось об альпийских лугах на севере Урала, об учениках одной из школ Пермской области, которые ежегодно с наступлением летних каникул забирают в колхозе молодняк рогатого скота и гонят на эти далекие горные пастбища. Здесь и поход, и большое нужное дело. Мы с Борисом написали письмо организатору этих необычных походов учителю Борковскому, попросили взять в следующий поход нас. Ответ получили короткий и энергичный.
«Пять лет гоняем с ребятами скот на поляны. Собираемся и нынче. Выход из Язьвы зависит от спада воды в горных реках. Вам же идти не советую. Ничего интересного нет: наверху — альпийские луга, горная тундра, а внизу — тайга...»
О самом главном, о том, что об альпийских лугах на Урале мало кто знает, что скот-то гонят ребята, добровольно, безвозмездно, — ни слова.
В конце, уже после того, как письмо, должно быть, полежало, Борковский приписал:
«Если все же соберетесь ехать, не забудьте варежки. В селе спросите безрукого учителя...»
Письмами мы обменялись в марте, так что оставалось время подумать и о варежках. Но мы об этом не думали. Не верилось, что в июне потребуются теплая одежда и варежки. Зато привели в боевую готовность палатку, охотничьи ножи, с особой тщательностью зарядили пулевые патроны для тройника. Борис с невыносимой дотошностью осматривал и перематывал свои «редкие», «надежные» лески и поводки. Он утверждал, что в тайге от успешной охоты и рыбной ловли будет зависеть наше благополучие.
Своим чередом шли сборы и приготовления, но чем меньше времени оставалось до отъезда, тем больше меня тревожила одна думка: выдержит ли это трудное путешествие Борис? Фронтовик. Три ранения, тяжелая контузия, нудный, запущенный гастрит — это не шутка. Но он упрям и зол. Сердится, когда я начинаю говорить о его недугах.
— Вражина ты! Ведь ребятишки гоняют скот! Неужели ты думаешь, что я не выдержу?!
И я верю: он выдержит.
Я верю в это еще и потому, что знаю Бориса давно. Знаю его одержимую натуру, крутой нрав и редкую настойчивость в выполнении порученного дела. Помню случай, когда он получил от редакции срочное задание написать очерк об одном леснике. Добираться до лесника надо было сперва на узкоколейном паровозике, а потом, до кордона, незнакомыми лесными дорогами. Сойдя с поезда, Борис раздобыл где-то верховую клячу, расспросил, как ехать, и отправился на ночь глядя. Он спешил. К вечеру другого дня очерк должен быть готов.
Долго ли, мало ли он ехал, только вдруг ему показалось, что дорога слишком длинна, и он свернул в прямушку на торную тропинку. Стемнело, лошадь стала запинаться, боязливо похрапывать и шарахаться от кустов, и Борис, спешившись, повел ее, упирающуюся, за поводья.
Тропинка завела в болото. Теперь они пробирались по старой тальниковой гати, местами совсем затопленной, прощупывая дно ногами. И вот лошадь запнулась, резко прыгнула в сторону, завязла и начала отчаянно биться, погружаясь в тину. Борис сунул ей под брюхо подвернувшееся гнилое бревешко, а сам побежал на берег за валежником.
До утра старался. В кровь изранил руки, в лохмотья изорвал одежду. Столько сухого вершинника да колод натаскал из леса, что, как говорил сам, «на зиму бы дров хватило...» И вытащил лошадь.