Бочком да леском, с колодины на камешек, с камешка на выскирь прыгает с прутиком в руке Юрка Бондаренко. Угадывая в след, копирует его движения Витька Шатров. Штаны у Юрки до ремня заляпаны грязью, шапка болтается на груди, привязанная за пуговицу рубахи. Без шапки его проще отличить от друга: голова у Юрки красная, давно не стриженная, густые волосы стоят торчмя. У Витьки волосы, как ленок, — светлые, мягкие, приглаженные на лоб аккуратной челочкой. Витька старается во всем походить на Юрку. Шапка у него тоже болтается на пуговице. Юрка басовито кричит на телят: «Ходом». Витька пищит: «Ходом».
Беспечно насвистывая, будто и не чуя устали, идет Толя Мурзин. На нем клеенчатая непромокаемая куртка с нашивными карманами, новенькие, еще не утратившие блеска резиновые сапоги. Поэтому Толя не особенно разбирает дорогу и часто намеренно топает по лужам. Изображает либо танк, либо вездеход. Пересекая лужу, перестает свистеть, надувает розовые щеки и урчит. Однако он не такой рассеянный, как идущий неподалеку Коля Антипов, и успевает, где следует, хватать вицей зазевавшегося теленка.
Коля Антипов все глаза проглядел на лес. Телята на его участке выбивались из стада, когда хотели. А отвлечься, забыться поэтично настроенному Коле было чем. Обогретый и обласканный солнцем лес в тысячи колокольцев и флейт играл птичьими трелями, благоухал запахами, расцвечивался всем спектром цветов и оттенков. Вдоль выруба, повторяя повороты, взъемы и впадины, алым потоком лилась река цветущего иван-чая. Он заполонил все: узкие, похожие на грядки, елани по краям выруба, берега оврагов, мочажины и сухие, каменистые взгорки; в сырых, низменных местах его заросли были так густы, так высоки, что с головой скрывали ребят. Дружное цветение иван-чая накладывало отпечаток на кроны нависших пасмурных елей — они румянились и розовели, будто освещенные изнутри. Среди прочей цветущей братии на увлажненных малоприметных тропках мелькали похожие на цветы акации золотистые льнянки, нежно голубели капельки незабудок.
Обособленно, в тени под елями, яркими кострами горели дивные марьины коренья. Метровой высоты кусты марьиных кореньев с сочной широкой листвой и огромными, словно налитыми кровью, цветами, били в глаза щедрой, несвойственной здешним угрюмым лесам пышностью и красотой. Пятнадцать, двадцать цветов на одном кусте, каждый величиной с кулак, и столько же назревших, готовых вот-вот распуститься, бутонов, превращали куст в полыхающее огниво, далеко видимое в пещерной темени леса.
Благодатное разноцветье трав пело пчелами, стрекотало кузнечиками, порхало бабочками. И как бы дополняя царивший над всем этим аккомпанемент птичьих голосов, над вырубом тонкоголосо ныли комары. Они столбами реяли над нами, набивались в волосы, за ворот, попадали в рот. К счастью, мало еще было мошки, этого истинного бича тайги. Борковский утверждал, что мошка не появлялась благодаря ночным заморозкам.
Мы с Борисом шагали впереди каравана. Выруб часто пересекали недавние медвежьи следы. Почти все они вели вдоль выруба в сторону полян. Несколько дней назад на поляны прошло стадо соседнего с Верх-Язьвой колхоза. Оно, как магнитом, стянуло к вырубу хищников. Тут промышляли и волки, и рыси. А вот на мокром песке у ручья ясно отпечатался когтистый ступ какого-то незнакомого нам зверя. Похоже, что росомахи.
Рядом с нами бежал Шарик. Хотя он вчера полностью скомпрометировал себя, не придав значения увязавшемуся за стадом медвежонку, мы тем не менее часто посматривали на него — какая ни есть, все же собака, должна учуять зверя.
Добродушный и компанейский Шарик был одинаково привязан ко всем. Он ласкался к ребятам, преданно трусил по пятам взрослых. В деревне у него не было ни конуры, ни хозяина, и он тянул свою бездомную неприкаянную жизнь по чужим дворам, пробавляясь, чем бог пошлет. Шарику было решительно все равно с кем повестись, лишь бы его не гнали, не обижали. Поэтому он с большой охотой отправился за отрядом и, кажется, не жалел об этом.
— Смотри, он вправду кого-то причуял, — сказал Борис. Шарик привстал, напряженно вытянул забитый репьем хвост. Шерсть на хребте поднялась, верхняя губа собралась складками. Пес медленно сошел с выруба, углубился в лес. Не успели мы подумать, кто бы там мог быть, как Шарик с визгом прилетел обратно. За непроглядной стеной густого ельника послышалось удаляющееся потрескивание валежннка.