Но, бывало, и не возвращались...
Прав Санчик, нечего делать таким туристам на Кваркуше. Он-то хорошо знает его.
Скоро и я перестал глазеть по сторонам: с каждым километром все больше давала знать непривычная езда в седле. Куда ни шло еще, если Петька не спешил. Тогда я мог попеременно вынимать из высоко подтянутых стремян ноги, вытягивать их и болтать ими, откидываться в седле и распрямлять затекшую спину. Но как только он брал рысью, — а это он делал без понуканий, повторяя ход лошади Санчика, — я не знал за что держаться. Меня бросало и било, я хватался за гриву, съезжал то на одну, то на другую сторону седла. Иногда конь Санчика находил нужным пройтись по чистому месту галопом. Немедленно переходил на галоп и Петька. А тут я и вовсе не ездок. Растрясло меня, укачало.
По установившемуся распорядку Саша Патокин ехал на своей маленькой мохноногой Машке сзади. Чтобы поспеть за нашими рысаками, ей без отдыха приходилось бежать. Я мысленно жалел Сашу, хотя по всему было видно, что он не очень-то страдает. Помогая лошади, Саша проворно отталкивался ногами.
Где-то на полпути к становищу пастухов въехали в болото. Кони тяжело грузли в коричневой, подернутой плесенью жижице. Мы спешились, повели их за поводья.
— Здесь Шепел начинается Речка такая, — пояснил Санчик. — Тама начинается, — и он указал на овраг, густо заросший вербняком.
В глубокой впадине из-под камней бил мощный родник. Из недр будто насосом выплескивало сразу по нескольку ведер воды. Родившийся ручей питали и снежники, ветвистыми языками отовсюду тянувшиеся к оврагу.
— И Язьву увидим, — пообещал Санчик. — Две Язьвы увидим...
Незаметно перевалили водораздел Кваркуша и снова стали снижаться. Скоро должны начаться Язьвинские поляны. И опять снизу потянуло туманом и сыростью.
— Далеко ли еще ехать?
— Хы, где далеко! Всего пять километров, — ответил Санчик.
Я уже знал сказку про пять километров и понял его как следовало: где пять, там десять. И не ошибся. Долго еще ехали, пока, наконец, не показалась первая альпийская поляна с высокой сочной травой. На ней густым белым облаком лежал туман. Облако затянуло окружающий поляну лес, скрыло небо, солнце.
По широкой морене, минуя громадные камни, спустились к другому ручью.
— Язьва, — сказал Санчик. — Дальше еще раз Язьва будет. Шеверная и полуденная Язьва. А потом они вместе побегут.
Малы, неузнаваемы были эти две Язьвы в истоках. Течь им надо да течь по горным долинам, чтобы набраться сил, вырасти в ту полноводную Язьву, которую мы видели внизу.
Мы немного не доехали до домика пастухов, уже видели его на склоне горы, когда в стороне раздался яростный лай отбившихся собак.
Санчика, как ветром, снесло с лошади.
— Оша оштановили, — сказал он, прислушиваясь к лаю. — Ешли Шарик прибежит — точно оша.
Едва он это договорил, как из кустов и вправду вылетел взъерошенный Шарик. Вид у него был жалкий: хвост поджат, задние лапы полусогнуты, виноватые глаза просили защиты. С перепугу Шарик не мог стоять на месте и, оставляя за собой мокрую дорожку, трусливой рысцой перебегал от лошади к лошади.
— Что с ним? — спросил Саша.
— Голова у тебя ешть? Пошто не думает?.. — с сердцем ответил Санчик и смачно плюнул на собаку. — Фу, шайтан проклятый, бросил братьев, удрал...
Санчик обмотнул конец повода за сучок березки.
— Выручать шобак нада. Шибко быштро ходить нада, — торопливо сказал он и одним ловким движением снял закинутую за спину двустволку. Эту двустволку с витым березовым ложем дал ему Ануфриев, Санчик приехал в «Командировку» с мелкокалиберкой. Уже на ходу Санчик вставил в стволы патроны и переложил из упрятанных под кителем ножен в карман плаща нож, лезвием кверху.
Всего на минуту он опередил меня, но догнать его я так и не мог. Санчик в густом лесу — что щука в водорослях. Там, где я, наделав шуму, запутываюсь и беспомощно повисаю на кустах, он проскальзывает беспрепятственно и бесшумно, будто разлапистые ветви расступаются перед ним сами.
Остервенелый лай то приближался, то отдалялся. Сначала казалось, что зверь не сидит на месте, бегает, увлекая за собой собак. Но потом я понял: путал меня ветер. Сделал несколько коротких перебежек, и вот заливистый лай, злобное урчание, треск кустов послышались где-то совсем рядом. Остановился на краю еланки, убрал от глаз ветку и увидел Севера и Соболя. Встопорщенные, гривастые, они дружно осаждали невысокую развесистую ель.