— Вы что, суки, совсем охуели!
Такими словами может начинаться первый сюжет в программе новостей на государственном телеканале, слова могут принадлежать главе государства и должны быть адресованы собравшимся членам кабинета министров. Когда наши программы новостей будут начинаться так, половина проблем великой страны отпадет сама собой, потому что исчезнут искажения некачественного перевода. Никто не будет мямлить, нудеть, заикаться. Сигнал сверху от царя пойдет вниз к боярам в незамутненной форме: что царь думал, то и сказал. И каждый министр тогда начнет свои важные указания у себя в министерстве с правильного тона: «Вы что, суки…» —далее по первоисточнику.
Почему важно узаконить матерный язык? Потому что обращение «Вы что, суки…» содержит в себе огромный заряд энергии, которую жалко просто так, бессмысленно, выплескивать в пространство. Как, впрочем, любая фраза матерного языка, сказанная его природным носителем. Мощная энергетика, как любят говорить сегодня наши голубые, хилые и безголосые попзвезды, есть сущность матерной речи.
Снова сравним два высказывания: «Нет, ты ничего не получишь!» и «Хуй тебе моржовый в розовые губки!». Любой, даже не думающий матом читатель не может не признать, что мы сравниваем две совершенно разные величины. Это все равно, что сравнивать упрятанную в московскую канализацию речонку Неглинку и матушку-Волгу в ее нижнем течении.
Нашему матерному наречию невозможно научиться, если его музыку человек не впитал в детские и юношеские годы. Как невозможно научиться уникальному кубинскому бормотанию с использованием испанских слов, которое кубинцы называют «языком улицы» и о котором с гордостью говорят, что на этом языке их не может понять даже родная мама.
Я знаком с чехами и словаками, проведшими многие годы в сталинских лагерях, великолепно овладевшими там литературным русским, но при этом даже не пытавшимися активно овладеть матом. Они всё понимали, но даже не пытались воспроизвести. Когда я спрашивал почему — ведь это красиво, сильно, — один из них сказал: да, но русские надо мной бы смеялись, если бы я говорил это.
Словачка тетя Эмма, водившая когда-то по Братиславе русских туристов, на вопрос, какое первое русское слово она услышала, расплылась от счастья и громогласно пропела: «Еб твою мать!». Тетя Эмма была в то время пятилетней девчонкой и русский язык еще не изучала, но наш национальный пароль запомнила на всю жизнь. Это было первое и главное, что сообщили наши солдаты словацкому населению, освобождая его от фашистского гнета. Это был их «месседж».
Тетя Эмма не только запомнила месседж, она пыталась воспроизвести его музыку, напев, с которым пришли солдаты армии Конева, но конечно же не могла. Зато с ней случилась истерика от смеха, когда я научил ее выражению «пизда с ушами». И если словаки знают сегодня о том, в каких неожиданных местах могут вырастать иногда уши, то наверняка от тети Эммы.
Еще у меня был однокурсник по Московскому университету по кличке индеец Джо, сын индийского коммуниста, выросший в Москве, который совершенно точно фонетически, без малейшего акцента говорил матом, вернее, повторял услышанное от других, но нашей энергетики у него так и не появилось. Зато, когда нужно было сдавать экзамены и говорить нормативным языком, у него прорезывался ужасный акцент и его никто не понимал. Что объективно помогало сдавать экзамены.
В нашем мате содержится запас энергии, которого хватило бы на все человечество, и с этим запасом надо учиться правильно обращаться. Думая и говоря на родном матерном языке, мы разогреваемся, как атомные реакторы, и выплескиваем свою энергию, вместо того чтобы направлять ее в полезное русло. Мы учимся продавать нефть и газ, которые рано или поздно кончатся. А вот наш мат не кончится никогда, если мы не дадим ему умереть сами. Это неисчерпаемый, самообновляющийся ресурс энергии великого народа, и с апломбом филолога я утверждаю — ни один другой язык таким ресурсом не обладает.
В нашем мате содержится магия, уходящая в глубину тысячелетий, прямо в недра первобытной орды с ее строгим и неутомимым Отцом. Сегодня мы не знаем, что на самом деле говорим друг другу, начиная любую важную тему национальным паролем «Ну, еб твою мать!». Однако магия этой древней фразы не делается слабее от нашего незнания.
«Я еб твою мать» значит, что «я, может быть, твой родной Отец, и ты меня будешь слушаться». Это первый смысл — повелительный. Есть второй смысл — просительный, когда говорящий слабее собеседника: «Может быть, я твой отец, пожалей меня или хотя бы не убивай». Есть третий — оскорбительный: «Твоя мать потаскуха, я один из многих, кто ее еб, и ты сам непонятно чей и непонятно кто». Есть еще тысячи и тысячи смыслов, зависящие от того, какая музыка звучит вместе со звуками нашего национального пароля, который имеет прямой смысл положить на торжественную музыку и петь, вместо того чтобы нудно тянуть про «союз нерушимый».
Терминаторы народов
Один из смыслов этой книги — наглядно показать опасное извращение человеческой природы, в котором они упорствуют, оставляя нам, нашим братьям и себе самим все меньше шансов пожить еще хотя бы тысячу лет на нашей перенаселенной планете.
Извращение в том, что они хотят убивать всех подряд, но отказываются быть убитыми сами. Хотят убивать безопасно, с комфортом, как у себя в кино или у телевизора — попкорн с одной стороны, кока-кола с другой. Пульт управления в руке — дави себе на кнопку.
Кажется, они хотят отказаться даже просто умирать. Для этого всех остальных им придется превратить в своих доноров, в самообновляющийся склад живых органов и тканей. Износилась печень — взяли у донора, заменили. Донор, правда, без печени долго не проживет, поэтому у него логично отберут всё, что можно отобрать. Разберут на запчасти. Контуры таких питомников людей на запчасти уже сейчас отчетливо вырисовываются на горизонте. Но до этого прекрасного будущего предстоит еще дожить.
Они объявили себя шерифами, судьями и палачами в одном лице. Терминаторами народов с правом на убийство и гарантией безнаказанного осуществления этого права. «Лайсенс ту килл» (лицензия на убийство) применительно ко всем сразу. Стада джеймсов бондов — все с ровными зубами, все солнечно улыбаются.
Вскоре после их «Бури в пустыне» я смотрел документальный фильм, в котором американский генерал четверть часа очень душевно проповедовал о том, что жизнь одного их солдата стоит больше, чем жизни тысячи арабов.
Говорилось это на фоне демонстрации специального танка-бульдозера, который они изобрели, чтобы бороться с засевшими в окопах арабами. Танк-бульдозер закапывает солдат в окопах и тщательно их утрамбовывает. Вместо того чтобы с ними перестреливаться.
Их генерал говорил о том, какое гуманное оружие этот новый бульдозер, как он сберегает жизни их солдат: «Мы не входим в контакт с неприятелем, мы его сразу закапываем».
Когда автор фильма поинтересовался, а каково тем, кого закапывают живыми, генерал добродушно объяснил: мы так и так их убьем — какая им разница? К тому же некоторых танк сначала великодушно задавит, а уж только потом закопает. Конечно, те, кого закопают живыми, помучаются дольше, чем если бы их просто пристрелили. Но не откапывать же их, в самом деле! Зачем тогда придумали такой замечательный бульдозер? И вообще, так им и надо, зачем в окопы полезли, как смели с нами воевать? Сдаваться нужно было.