Обогнув стороной центр города, молоковоз остановился у невысоких металлических ворот. За ними виднелись широкий двор, клумбы и два трехэтажных кирпичных здания. Кряхтя и охая, дед выбрался вслед за Лешкой из кабины.
— Приехали, кажись, — дед подхватил чемодан.
Шофер Семеныч тут же откинул крышку капота и, перед тем как привычно нырнуть внутрь, бросил:
— Ты, Степан Кондратьевич, там не задерживайся. Нам еще назад пилить. Да и на базар поспеть надо…
Лешка остановился как вкопанный. Он вдруг понял, что сейчас дед Степан и шофер Семеныч оставят его здесь и уже одни, без него, весело переговариваясь, поедут домой. По той же самой дороге, мимо тех же самых домов…
Заметив перемену в настроении внука, дед нахмурился:
— Ты чего, Алексей?
— Дед, — Лешка заискивающе посмотрел ему в лицо, — не бросай меня…
Дед крякнул:
— А хто тебя бросает? Ты учиться будешь… А на каникулы сразу домой. А?
— Не бросай меня, дед, — повторил Лешка и, чувствуя, что того разжалобить не удастся, тонко заскулил.
Шофер Семеныч вылез из мотора и удивленно посмотрел на Лешку.
— Ексель-моксель, — протянул он, вытирая грязной тряпкой руки, — всю дорогу молодцом, а тут раскис казак?!
И столько в его голосе было неподдельного непонимания, что, шмыгнув носом, Лешка плакать перестал.
Из ворот вышел мужчина в костюме, с портфелем и, подойдя к ним, спросил деда:
— Привезли сдавать?
Дед прокашлялся, подтянулся:
— Да. То есть… вот. — И он растерянно развел руками.
— Ясненько, — мужчина, присев на корточки, посмотрел Лешке в глаза. — Как зовут гвардейца?
— Лешкой… Алексеем, — поправился дед.
— Тэ-экс, — протянул мужчина, — значит, давай, Алексей, мы с тобой условимся: сейчас ты и я… — заметив движение на Лешкином лице, мужчина поднял глаза на деда, — ты, я и… и…
— Степан Кондратьевич, — представился дед, вытирая платком лысину.
— …ты, я и Степан Кондратьевич вместе пойдем и посмотрим, как мы тут живем. Хорошо? Ну, если тебе не понравится — что ж, не держим, дело хозяйское, поедешь домой.
Посмотрев в честные глаза незнакомца, Лешка облегченно вздохнул и вытер рукавом слезы.
В первой комнате, где они оказались, Лешку заставили догола раздеться, тетенька в белом халате взвесила его, потом выслушала, прикладывая холодный металлический кругляшок к груди. Стоять голым было совестно, и когда Лешка с облегчением услышал, что можно одеваться, он торопливо напялил на себя одежду.
— Богатырь, — похвалила его тетенька в белом халате и потрепала по макушке.
Затем они очутились в большом светлом помещении, где очень рыжая девушка печатала на машинке. Потом комнат становилось все больше. Лешку ощупывали, осматривали, выспрашивали. От такого внимания к себе и скопления людей и комнат он вконец растерялся и не заметил, когда растворились в людской толчее мужчина и дед. Обнаружив отсутствие деда, Лешка собрался заплакать, но худая тетенька с пышной прической строго выговорила ему:
— Алексей, у нас не плачут. Пошли-ка лучше, я познакомлю тебя с ребятами. — И, взяв Лешку за руку, повела куда-то.
По пути Лешка оглядывался. Ему все казалось, что вдруг сейчас из-за того вон угла или из-за этой двери выйдет дед. Но он все не выходил и не выходил, и Лешка понял, что дед его оставил. Тут Лешку подвели к большой группе детей и вытолкнули на середину.
— Ребята, у нас новенький, — преувеличенно ласково пропела худая тетенька, и Лешка, увидев направленные на него десятки глаз, вдруг испугался.
— Его зовут… — сделала паузу тетенька. — Как тебя зовут, мальчик? — наклонилась она к Лешке. Лешка замялся.
— …его зовут Леша, — закончила тетенька фразу. — А теперь иди, играй с ребятами. — И она выпустила его руку.
Пока Лешка стоял, растерянно улыбаясь, к нему подошел мальчик и дружелюбно сказал:
— А меня зовут Муха.
— А меня Лешка.