Город рос. Росли и проблемы. Пресловутый квартирный вопрос испортил не только москвичей. Душанбинцы, «дети понедельника» (душанбе, по-таджикски — понедельник) все чаще стали задумываться: не про них ли написана песенка «Остров невезения»?
Появились чемоданные настроения.
На Главную площадь вышли десятка два пенсионеров из здешних немцев, развернули плакат «Отпустите нас на родину». Сначала на них никто не обратил внимания; прохожие равнодушно читали воззвание, проходили не задерживаясь. Милиция появилась через четверть часа, когда стали собираться зеваки. Демонстрантов оттеснили и препроводили в ближайший участок, где строгого вида «человек в штатском» потребовал предъявить документы. Немцы спокойно достали паспорта, отдали «гебисту». Тот долго и внимательно их изучал, затем сложил аккуратной стопкой на столе; жестко глянул в глаза представительного немца, держащегося уверенней остальных, явно лидера группы.
— Зачем порядок нарушаем, граждане?
— Мы ничего не нарушили. Мы… — начал, было, немец, но «гебист» перебил:
— Зачем вам, — сделал ударение, — неприятности? Существует порядок выезда на постоянное место жительства в ФРГ, и вам он известен. Со всеми вопросами обращайтесь в Москву, в посольство.
Пенсионеров отпустили по домам, с наказом впредь воздерживаться от публичных акций. В тот же день радио «Немецкая волна» сообщила, что «в Душанбе немцы протестуют против чинимых властями препятствий их выезду на родину».
А уехать хотели многие, и не только немцы. Просто тем было куда ехать. Максу пришло письмо из Ганновера от бывшего соседа и одноклассника Витьки Мюллера. Витька после школы поступал в Политехнический, не прошел по конкурсу; в армию он тоже оказался не годён — белобилетник, и вместе с родителями укатил в Германию. В конверт было вложено несколько красивых цветных фото: Витька в модном джинсовом прикиде на фоне старинного замка, семейство Мюллер на фоне собственного дома, семейство за столом с випивоном-закусоном и огромной вазой, нагруженной бананами, ананасами и еще какими-то неопознанными тропическими диковинами. Знай, мол, наших!
— Жуй ананасы, проклятый буржуй, — шутливо-беззлобно прокомментировал Макс, ни сколько не завидуя Витьке.
Он решил, что со временем тоже уедет. И непременно в Австралию. Почему именно туда? А куда еще — не в Израиль же. В Австралию многие едут (по слухам), страна открыта для иммигрантов, опять-таки природа там необычная, красиво — земной рай.
Пока же надо было закончить учебу, получить диплом, начать жить самостоятельно.
Удобнее всего мечты складывать в будущее. Как бы не била нас жизнь, каким бы местом не поворачивалась к нам судьба, мы продолжаем верить, что «завтра будет лучше, чем вчера». Даже когда убеждаем всех (и себя, в том числе), что не верим в перемены к лучшему, в душе все-таки остаемся оптимистами. Иначе существование наше просто потеряет смысл.
Макс верил в счастливую фортуну, хотя и не желал палец о палец ударить, чтобы привлечь эту капризную даму на свою сторону, плыл по течению — куда вынесет.
В городе безобразничала весна. Погода в марте давно стала притчей во языцех. «Марток оставит без порток» — это про среднеазиатский климат. Уже, бывало, пригреет так, что людям кажется: ну всё, лето пришло, зимнюю одежду — по шкафам, извлекаем оттуда купленные еще осенью босоножки… Как вдруг, бац — снег на голову (в буквальном смысле). Каждый год одна и та же история.
Макс ехал с занятий в переполненном автобусе, страдая от духоты: с утра пальто надел, да зря, как оказалось; к тому же встал он в неудобном месте, в проходе, где самая толкотня.
«Не забываем оплачивать проезд, граждане пассажиры. Пробиваем талончики. У кого не имеется — приобретаем в кабине водителя. Не дожидаемся проверки…», — гудел над головой динамик.
То и дело Макса трогали за плечо, совали «пятнашки» и двугривенные, бубнили: «Передайте». Макс послушно отправлял монеты дальше по цепочке. Когда его тронули в очередной раз, даже не оглянулся, протянул руку за деньгами.
— Привет, — услышал Макс и вздрогнул от неожиданности.
Рядом стояла Татьяна, «боткинская» приятельница (не называть же ее подругой по «Заразке»), еще более похорошевшая за то время, что они не виделись.
— Здравствуй. Долго жить будешь — только что тебя вспоминал.