— Садитесь, Максим, — сказала Саша, пододвигаясь к краю.
— Мы же договорились, никаких «выканий», — укорил ее Рудик.
За подругу ответила Татьяна:
— Тогда придется выпить на брудершафт.
Она достала из тумбочки двухлитровую банку абрикосового сока:
— Вот!
— О, если не ошибаюсь — это бургонское урожая тысяча восемьсот… дремучего года! — дурашливо воскликнул Рудик.
— Что Вы, сударь! Станем мы предлагать Вашей милости такую дрянь! — сразу же включилась в игру Татьяна. — Как Вы могли о нас так плохо подумать! Это гораздо лучшее вино: бордо одна тысяча… Его подавали еще к столу самого Луи… забыла только порядковый номер монарха.
Все дружно расхохотались. Стараниями Рудика и Татьяны в больничной палате воцарилась атмосфера студенческой вечеринки. Сок из граненых стаканов выпили по всем правилам брудершафта. Сначала Таня с Рудиком стоя переплели руки и отхлебнули «королевского вина», скрепив узы дружбы символическим поцелуем. При этом, Татьяна попыталась подставить щечку, но настырный Рудик, все же чмокнул ее в губы.
Поднялись и Максим с Сашей. Макс от волнения едва не расплескал сок. Девушка почти касалась щекой его щеки, он ощутил горячее дыхание на своей шее, а когда она повернулась для поцелуя, неловко, с размаху ткнулся губами в кончик ее носа.
Процедуру повторили, поменявшись партнерами.
Рудик был в ударе: сыпал остротами, над которыми первый и хохотал. Макс старался не отставать. Невероятно, но, не употребив и капли спиртного, студент опьянел. Да и вся компания тоже. Молодые люди, которых инфекция загнала в «чумной барак», не поддались, бросили вызов болезни, издевались над заразой. Она перекрасила их, да, но «играть по ее правилам» — вот уж, фиг!
В самый разгар веселья за дверью, выходящей в коридор (у бокса было две двери), послышалось шарканье швабры и недовольное бормотание «технички».
— Сейчас здесь будут полы мыть, — объявила Татьяна, поднимаясь. — Давайте выметаться.
Оказавшись на дворе, Макс не заметил, как исчезли Рудик и Таня.
Они с Сашей стояли под фонарем, и Макс впервые, наверное, внимательно рассмотрел девушку. В его представлении, хотя студент и был убежденным атеистом, именно так должны выглядеть ангелы: хрупкость, эфемерность, какая-то «нездешность» — она была явно чужой в этом грубом, приземленном мире…
Макс начал опять мыслить поэтическими категориями. Определенно от вынужденного безделья у студента стали мозги набекрень.
— Что, страшная я, да? — спросила Саша, невольно поежившись под пристальным взглядом.
— Нет, нет, — забормотал кавалер-неумеха. — Ты такая…
Он чуть было не брякнул, что ей идет едва заметная желтизна; вовремя спохватился и, неожиданно для себя, выдал:
Саша сразу даже и не поняла, что Макс цитирует «Желтоглазую ночь»; а он продолжил:
Они смотрели друг на друга, отчего-то растерянные и смущенные, не понимая еще, что прямо сейчас между ними возник тот, особого рода невидимый и неосязаемый контакт, о котором говорят: заставляет сердца стучать в унисон. Замешательство длилось всего мгновение. Девушка вздохнула и улыбнулась печально.
— Наверное, эту песню про нас сочинили, про желтоглазиков.
Максу опять сделалось ужасно неловко: поведал о своих чувствах чужими стихами. Чтобы побороть смущение решил сменить тему.
— Саша, а что у тебя за книга? Кью…
— Макс, ты называй меня Сэнди, или Алекс, хорошо?.. Так меня друзья зовут. А книга Димфны Кьюсак, австралийки. Тоже про нас. Почти. Молодая девушка болеет туберкулезом; ее парень, он только с войны вернулся, пытается ее спасти, но… Я второй раз перечитываю и реву, честное слово. — Она вдруг нахмурилась. — Надоело! Кругом о болезнях. Не хочу! Меня даже родители не смогли заставить в мединститут поступать.
— Родители?
— Да. Они оба геологи у меня. По горам мотаются. Ну, муля в последние годы не ездит, а пэпс — постоянно.
Увидев непонимающий взгляд Макса, она уточнила:
— Это я так маму с папой называю. Они меня отговаривали на геофак поступать. Заявили: должен быть хоть один нормальный человек в семье. Сестра Галка тоже геолог.
— А ты?
— Ни в какую. Вы меня сами приучили, говорю, каждое лето я с вами в горах, так что теперь не жалуйтесь.
Разговорились. Преодолев дурацкую застенчивость, Макс оживленно болтал, в основном о пустяках, рассказал о несчастном молодожене Вове. Саша пожалела новобрачную, оставшуюся без супруга в медовый месяц.