Под яблоней в саду уложили спать хозяина. Поздно ночью я добрался до штаба Леонова и доложил о разговоре.
— Проследите связного. Скибу не трогайте. Надо использовать его в наших целях. Как там Носко?..
Леонов особенно тепло относился к Петру.
— Покончим с бандитами и пошлем тебя, Петро, музыке учиться, — не раз говорил он Носко.
Петя стеснительно краснел, отмалчивался. В ЧК было решено: после операции послать его в Харьковскую консерваторию!
И вот мы вновь в хате Скибы. Вечеряем. Хозяин мрачен: горилка не удалась!
Вдруг на улице конский топот. Громкие крики; В хату Фомы постучали:
— Видчиняй!
Скиба перетрусил: каганец дергался в его руках! А если кто донес про его бахвальство? Может, оци мастеровые от батька?..
— Принимай гостей, Хома! — Порог переступил колченогий Щусь. Притопывая на вывернутых пятках, уставился на нас.
— А оцэ хто такие?..
— Мастеровые… плуги налаживают… — Скиба услужливо подставил табуретку. А в хату вваливались все новые селяне — в брылях, самотканных свитках — и все с оружием.
— Геть! — Махнул плеткой Щусь. И нас оттерли в сени.
— Беги, Петро, к Леонову! — шепнул Васильев Носко.
И тому удалось улизнуть из усадьбы. А нас посадили на пол. Бандиты по очереди караулили. Из горницы доносилось:
— Горилки!
В хате накурили. Воняло самогонкой и конским потом. Каганец вот-вот угаснет. Мы с тревогой нарастающей ждали: успеет ли Носко?..
— Горилки! — Щусь стучал кулаком по столу.
— Немае, пан атаман! — Скиба пугливо развел руками. Заячья губа дрожала.
— Як нема? Ты кому такэ кажешь? — Щусь со всего размаху ударил Скибу плеткой. — Дайте ему грошей!
Подручный Щуся, толстый бандит с перебитым носом, положил на стол несколько желтоватых бумажек. Я узнал их — то были деньги, которые печатались у Нестора Махно.
— Темно, где же ее купить? — плакал Фома. — Ночь кругом.
— Хлопцы, посветите пану Скибе! — Щусь пьяно захохотал и снова пустил в ход плетку.
В мгновение ока бандиты запалили хлев, где стояла скотина. Заревели коровы и телята. Испуганно ржал жеребец.
Скиба кинулся было отворять ворота, но налетчики не пустили его.
— Ратуйте! — голосила Горпына, мечась по двору. Бандиты подбрасывали солому в огонь. Васильев не вытерпел: в два прыжка очутился у ворот, выдернул засов.
— Стой, хвороба тоби в горло! — Щусь стрелял в воздух.
Васильев распахнул ворота, прикрыв голову попоной, нырнул в дым. На ощупь добрался до стойла. Падали горящие доски. Конь храпел, задыхаясь в чаду. Ухватив его за гриву, Васильев потащил к выходу. За воротами дико закричал:
— Воды-иии!!!
Даже бандиты покорились его приказу: окатили из ведра холодной водой. Жеребца увели подальше от огня. Щусь, косолапо ступая, облапил чекиста:
— Гайда до моего куреня!
— Нема часу, жениться приспичило, — отшутился Васильев, прикрывая глаза, чтобы не выдать своей ненависти к бандиту. Воспользовавшись суматохой, я отошел в темноту, надеясь добежать до наших.
Во двор Скибы пьяные налетчики втащили мальчишек. У меня замерло сердце: Саша и Вася!
— Хто такие? — Щусь, раскачиваясь, играл плеткой.
— Беженцы… хлебушка просили, — сквозь слезы отвечал Саша. Вася ревел вовсю:
— Ногами… дерутся…
— Хто обижает сирот?
Заговорил мужик в немецком мундире:
— Пан сотник, воны биля тачанок шастали. Мабуть, красные подослали.
Щусь без слов ударил Сашу плеткой со всей руки. Парнишка волчком завертелся и завыл от боли. Главарь снова замахнулся, но Васильев перехватил его руку:
— Не тронь!
Окружающие застыли в изумлении: перечить Щусю! Но главарь опустил руку:
— Люблю смелых!
Ребятишки юркнули в темноту. Кто-то свистнул. Другой заулюлюкал. А Щусь, вяло усмехаясь, сказал:
— Смелых взять! Под стражу! Всыпать по двадцать пять горячих!
Васильев расшвырял налетчиков. Они растерялись. За горящим сараем он увидел оседланную лошадь. С ходу — ногу в стремя! Жеребец вздыбился, бросился в сторону и понесся. Сзади стреляли. Васильев припал к гриве — ветер засвистел в ушах.
На звуки стрельбы и сполохи пожара прибежали другие налетчики, шнырявшие по Ямному. Верзила с шеей борца и кулачищами боксера отыскал Щуся, козырнул:
— Пан атаман, красного поймали!
— Давай сюда!
Вот он показался в багровом свете пожара. Я замер. Привязанный, вслед за лошадью бежал избитый Носко. Вблизи огня лошадь захрапела, остановилась. Моя рука сама потянулась к нагану. Но чего-либо предпринять не успел. Щусь, нагнув пьяную голову как разъяренный бык, приблизился к Носко и выстрелил через карман: махновский почерк! Петя согнулся, повернул голову, обвел тоскующим взором толпу и, не встретив сочувствия, выдохнул: