Но вот известие из партийного архива города Николаева и письма Хлопенюка были куда полезнее! Меньшевики в 1905 году способствовали разгрому социал-демократической газеты «Наше дело». Нашелся свидетель очной ставки Шварца в жандармерии с сотрудником тайной большевистской типографии…
Из опроса старожилов города стало известно, что узники центральной тюрьмы в 1907 г. видели в камерах на стенах нацарапанные слова:
«Не верьте Шварцу!»
Портовый рабочий, имевший связь с матросами «Потемкина», подтверждает слухи о предательстве учителя немецкого языка.
Предстояла новая встреча Морозова и директора индустриального техникума. В папке лежало постановление прокурора города о задержании Шварца Ганса Мееровича.
— Как же брать в тюрьму коммуниста? — задал себе вопрос Морозов. — Вдруг горком партии найдет возможным применить к Шварцу другие меры воздействия?.. Быть может, передать все материалы секретарю партийного комитета?..
Эти же вопросы Тимофей Иванович задал начальнику дорожно-транспортного отдела ОГПУ, срочно выехав из Заречья в Днепропетровск.
Макар Алексеевич принял его довольно холодно:
— Партийные органы сами заинтересованы в очищении рядов ВКП(б). Поставим их перед фактом. Больше самостоятельности. У вас под боком Днепрогэс. Соображаете? Ни одного подозрительного или сомнительного человека нельзя держать вблизи такого объекта! Повторяю вам: раз и навсегда зарубите себе на носу, если чекист арестовал человека, значит, он, этот человек, виноват!..
Меня отпустили из школы на побывку: Анна Ивановна написала, что Светланка заболела и самой ей нездоровится…
В комнате тепло, уютно. Светланка лежит в затемненном уголке — корь! Я потихоньку рассказываю Анне Ивановне о Москве. Она слушает с открытым ртом — никогда не была в столице.
К вечеру Тимофей Иванович пришел ко мне домой. Анна Ивановна приготовила стол. Откровенно разговорились.
Морозов рассказал мне о ходе следствия по делу Шварца.
На первом же допросе Шварц признался в том, что он был завербован царской охранкой и работал по ее заданию. Именно на его совести провал подпольной социал-демократической организации в Николаеве.
— Весьма убедительно прошу вас, гражданин следователь, не сообщайте об этом в горком КП(б)У и моим сослуживцам. У меня семья. Детям жить, а чем они виноваты?.. Я — подлец! Со страху за свою никчемную жизнь первому жандарму выдал товарищей. Но мои детки. О, майн гот! — Белые руки Шварца тряслись. Холеные щеки обвисли, и блеклые глаза провалились. Какая-то смертная тоска таилась в них.
Морозову стало не по себе. Он налил стакан воды и подал арестованному, Шварц пил захлебываясь, капли полились на костюм, но Ганс Меерович не замечал ничего.
— И вас не тревожила совесть? Не вспоминались товарищи, которых послали на виселицу? Как вы могли спать спокойно, зная, что вашей рукой расстреляны лучшие люди партии?..
Шварц не поднимал головы. Угловатые плечи вздрагивали. Он ломал пальцы. Шварц напоминал мокрицу и вызывал чувство гадливости. Он дрожал потому, что его жизни снова грозила смерть. Ни идеи, ни убеждения — ничто не дорого было ему. Он хотел жить! Он боролся за жизнь, а не жил для борьбы.
Об аресте провокатора сообщили в Харьков и Москву. Там похвалили Морозова. Но из столицы примчался Бижевич, чтобы на месте лично допросить Шварца. Для Юзефа Леопольдовича это была практика: он заканчивал школу.
Прочитав протоколы допросов, Юзеф Леопольдович удивленно поднял голову:
— И только? А где сообщники?
Глаза бешено поблескивали. На залысинах выступили капельки пота. Он расстегнул ворот.
— У него определенно есть организация в техникуме!
— Сомневаюсь, Юзеф Леопольдович! Такой слизняк вряд ли способен на активные шаги, — не согласился Морозов.
На новом допросе Шварц повторил свои показания. Но Бижевичу этого было мало.
— На кого вы работаете сейчас? — Бижевич впился диковатыми глазами в арестованного.
Тот не понял вопроса. Юзеф Леопольдович опять крикнул:
— Чей ты теперь шпион, падаль!
— Я работал честно.. С прошлым покончил.. Спросите любого в Заречье…
— Он покончил… Ха-ха-ха! Зато мы не покончили и помним твое прошлое! Царской охранки нет, а то ты бы всех нас отправил в тюрьму, сгноил на каторге! Кто входит в твою организацию?..
— Нет у меня организации.