Я распорядился ввести Илью Захарченко и Настю.
Скуластое лицо врага стало белее мела.
Настя бросилась к нему:
— Леня! Голубок мой…
— Уберите бабу! — закричал он, пятясь к стене.
Из Сечереченска прибыла команда, чтобы сопровождать диверсанта.
Я задал еще раз вопрос об олове и железе.
Как-то устало махнув рукой, Ставский сказал:
— Запишите. Хотел сделать мину и взорвать железнодорожный мост через Ингулец под Эрастовкой.
— Ставский, вы умный и опытный офицер белой армии. Почему скрывались под видом почтового работника? И в Пологах, и в Сухаревке…
— Дура! Я шел от обратного. Чекисты посчитают, что Ставский не пойдет на почту. А я — пошел! Соображать надо…
В Красном Логе жизнь шла своим чередом. Шахты выдавали на-гора все больше руды. Эшелоны уходили в Щекетовку.
Бижевич арестовал-таки начальника шахты. Тот наотрез отказался признать себя виновным и вообще разговаривать со следователем. В его защиту выступили старые коммунисты. Секретарь горкома КП(б)У, знавший начальника шахты с детства, вызвал к телефону Григория Ивановича Петровского и все ему рассказал.
В тот же день из центра ОГПУ звонок:
— Что у вас там, товарищ Бижевич? Разберитесь с начальником шахты. От Петровского запрашивали!
Бижевич догадался: в Центре недовольны, и он распорядился:
— Освободить!
Подписывая пропуск, он пообещал начальнику шахты:
— Еще встретимся!
— Возможно, — тихо откликнулся Павел Пантелеймонович. Он не смог сдержать дрожь рук, и пропуск упал на пол. В свинцовой вьюге он не боялся пуль. С открытой грудью шел на сабли врага. А теперь этот облысевший человек хотел согнуть его. И горько. И смешно. И трагично. Он мог убить, но не согнуть!
Боец войск ОГПУ, сопровождавший Павла Пантелеймоновича, наклонился за пропуском.
Бижевич крикнул:
— Не сметь!
Начальник шахты с трудом подобрал бумажку и медленно вышел.
Я с нетерпением расхаживал по перрону вокзала. А поезд все не шел. Ехал Павел Ипатьевич Бочаров! Мы не виделись три года. Какой он из себя? Не переменился ли характер? И уже совсем мальчишечья мысль: не забыл ли клятву?
Я улыбнулся: один из главных руководителей транспортного управления ОГПУ еще помнит высокопарные слова юноши!.. Столько прожито, прочувствовано. Потери боевых товарищей, приобретение опыта, житейской мудрости, огромная государственная ответственность. Я нисколько не удивился бы, если бы нашел разительные перемены в моем друге детства.
Из-за голых развесистых акаций вывернулся поезд, клубя дымом и гудками распугивая голубей с крыш.
Ожидание становится невыносимым, и я спешу туда, где предположительно замрет пятый, мягкий вагон.
Павел Ипатьевич сошел на перрон неторопливо. Серая мерлушковая шапка. Бекеша защитного цвета. Белые бурки с широкими отворотами. До матовой синевы выбритое лицо. Розовая метка на щеке. И глаза спокойные, изучающие. Лишь вздернутый нос да легкость в походке напомнили мне в первую минуту встречи моего прежнего друга.
Я вдруг почувствовал себя скованным, и даже удивительно было ощущать в себе неловкую сдержанность. Нерешительно протянул руку:
— Здравствуйте, товарищ Бочаров!
— Здорово, Володя! — Павел Ипатьевич размашисто обнял меня, и мы крепко расцеловались.
Начальник горотдела НКВД подал легковой автомобиль к самому подъезду.
— Далеко до гостиницы? — спросил Бочаров.
— Мы старались, щоб ближче к шахте, — не понял его начальник отдела, явно побаиваясь представителя Центра.
— Квартала три отсюда, Павел Ипатьевич, — уточнил я.
Бочаров отпустил машину, отправив с ней своего помощника и начальника горотдела НКВД.
Не спеша мы шагаем по хрусткому, припорошенному черной копотью снежку. Павел Ипатьевич прищуренно окидывает меня изучающим глазом. В глазах озорной смешок кондукторского сына, того самого, рязанского, что из Платошкина двора!
— Знаешь, Володя, постарел ты, что ль?.. Никак не пойму!
А я все не мог найти подходящего тона разговора. Павел Ипатьевич казался простым и прежним, но он начальник, приехал по моему рапорту. Я вроде жалобщик. Удобно ли высказывать дружеские чувства?..
— И вы немного изменились.
Так и дошли до гостиницы. Номера наши оказались рядом. Его тринадцатый, а мой — двенадцатый.
— Как же это вы?.. Для начальства такое. — Павел Ипатьевич откровенно рассмеялся, указывая на роковой номер — чертова дюжина!
И у меня как-то сразу гора с плеч! Отвечаю в тон Павлу: