— Пожалуй, так, — согласился капитан.
— А что еще нашли в повозке?
— Пойдемте, посмотрим, — предложил начальник отделения.
Во дворе стоял запряженный в повозку маленький длинноухий ишак. Опустив голову и полузакрыв глаза, он флегматично пережевывал пучок травы. Кузнецов осмотрел кучу рухляди. В ней были ведра без днищ, ржавые обручи, кости, несколько замызганных тряпок, лошадиные копыта, обломок рога…
Вымыв руки, Кузнецов попросил, чтобы привели задержанного.
— Сейчас сделаем, — сказал капитан.
Иван Григорьевич проинструктировал дежурного лейтенанта, как вести допрос.
— Выясните, пожалуйста, почему старьевщик оказался у крепости, бывал ли он здесь прежде, для чего подобрал гранату.
Подумав, Кузнецов добавил:
— Задержанного можно отпустить. А чтобы не подумал чего плохого, предупредите, что такие железки не то что собирать, трогать опасно!
Сидя на стуле у стены, Кузнецов внимательно слушал беседу лейтенанта с задержанным. Тот говорил по-русски довольно сносно, но с ужасным акцентом. С ответами старьевщик не медлил. Когда же лейтенант стал выговаривать за гранату, он горячо, даже с обидой воскликнул:
— Моя армия служи нету! Моя не знай гранада.
— Да она ведь взорваться могла, чудак-человек. И твоя рука, нога нету! — в тон ему проговорил лейтенант.
— У нас китайски Ван Шен-гун солдата служи. Его знай гранада. Моя не знай. Умирай хочу нету!
— Это какой Ван? Тот, который на Талгарской живет? — небрежно спросил лейтенант.
— Нет, это другой Ван на Талгарской. Его Ван Чи-фу есть. А Ван Шен-гун Кавалерийская живи.
«Молодец!» — мысленно одобрил Кузнецов лейтенанта и записал в блокноте:
«Ван Чи-фу — Талгарская, Ван Шен-гун был солдатом (?) — Кавалерийская».
— Гранаты собирать не надо, — продолжал лейтенант. — Собирай лучше бумагу. Тоже утиль.
Осматривая рухлядь в повозке, Иван Григорьевич заметил, что бумаги там в самом деле не было. Ни одного клочка.
— Там бумаги лежи нету, — обиженно проговорил старьевщик.
— Ну, ладно. Отправляйся домой. Да больше возле крепости не ходи, а то еще наткнешься на такую вот железку и… взорвешься.
Поблагодарив работников милиций за помощь, Кузнецов отправился в министерство. Но что-то его тревожило. Снова и снова перебирал он в памяти вопросы лейтенанта и ответы старьевщика.
«А может, этот Ван Шен-гун и есть тот, кто снабжает Чжан Цзяна сведениями о гарнизоне старой крепости? Надо будет разобраться с ним и выяснить, что это за бывший солдат», — раздумывал Кузнецов по дороге.
Доложив Мустафину о результатах посещения милиции, Иван Григорьевич добавил, что в понедельник решил посмотреть на старого солдата Ван Шен-гуна.
Утром Иван Григорьевич предупредил жену, что ему надо отлучиться по делам до обеда, оделся в старенький гражданский костюм и пошел. Возле крепости остановился, недовольно нахмурился: возле вала толпились ребятишки. Вспомнив о гранате, Кузнецов направился к ним. Ребята о чем-то спорили и размахивали руками. Увидев взрослого, насторожились.
— Что не поделили, ребята, железку или кость? А может, из-за клочка бумаги собираетесь открывать баталию?
Ребята обступили Кузнецова, загалдели. Каждый доказывал что-то свое. Из их сбивчивых рассказов Иван Григорьевич понял, что какой-то чудак говорил, что около крепости полно бросового железа. Они договорились сегодня придти. А тут ничего нет. Вот и выясняют, кто в эти дни перетаскал металлолом.
— Зря вы обвиняете друг друга в нечестности, — заметил Кузнецов. — Вчера здесь был сборщик утиля и все железо и кости вывез на ишаке. А теперь расскажите, что за чудак направил вас к крепости.
Ребята переглянулись, недоуменно пожали плечами. Никто его не знал. А у крепости он собирал макулатуру. Вот осталось всего несколько обрывков газет.
— Ну что ж, — посочувствовал Кузнецов. — Считайте, что здесь вам крупно не повезло. Придется искать другую залежь черных и цветных металлов. Жаль, не знаете этого человека, а то поговорил бы с ним. Не обманывай малышей!
Расставшись с ребятами, Иван Григорьевич глубоко задумался. Те обрывки газет, что остались у крепости, сначала были подняты, расправлены, а потом выкинуты. Это настораживало. Похоже, человек знал, что искать. Но что именно? Мысль пришла неожиданно, четкая и ясная: «Солдатские письма, обрывки военных газет!» Беспокоило и другое. Такой наблюдательный народ, как мальчишки (пусть их было всего двое) ничего не могли сказать о неизвестном старьевщике, кроме того, что был он во всем черном.
Осмотрщица вагонов станции Алма-Ата первая рассказала, что неизвестный гражданин китайской национальности интересовался прохождением воинских эшелонов. Кузнецов разыскал женщину, подробно расспросил, как было дело.
— Да очень просто. После проверки состава я должна была идти на пункт сдавать смену. Иду, значит, по путям. Вдруг догоняет тот. По-русский складно говорит. Спрашивает, не приходил ли сейчас поезд. Какой, говорю. Он вроде бы замялся. Потом говорит, возле Ташкента его друг-казах служит. Прислал письмо, что едет в командировку, но только не пассажирским поездом, а товарным. Я, значит, отвечаю, что после войны воинские эшелоны у нас не ходят. Он даже растерялся и опять про письмо начал толковать. Может, мол, с пушками или с танками. Напутал, говорю, твой друг чего-то. И еще раз сказала, что воинских эшелонов после войны ни одного не видела. После этого он вроде загрустил, извинился и ушел через пути прямо в город.
— А какой он из себя?
— Да как сказать? Росту среднего. Лет, может, 25. Одет в черный костюм. На голове черная фуражка. Лицо какое-то неприметное. Да я, собственно, и не успела как следует разглядеть его.
Иван Григорьевич тепло поблагодарил осмотрщицу, хотя и был разочарован ее нехитрым рассказом.
Был еще второй случай. Сотрудник областного управления Артюхов шел из поселка Тастак к трамваю. И вдруг услышал такой разговор. Несколько старушек, сидя на скамеечке у дома, говорили, что в Тастаке никогда воинских частей не было и видно солдаты обманули этого беднягу.
— А что случилось? — поинтересовался Артюхов.
Старушки, перебивая друг друга, поведали о том, что подошел к ним вроде кореец и сказал: «Заняли у меня два солдата деньги, обещали принести, да вот нет что-то. А часть ихняя вроде бы в Тастаке стоит, а где — любой покажет…»
— А какой этот «кореец» из себя?
— Да бедно так одетый: черные брючишки да пиджачок… А на голове фуражка. Тоже черная.
— И давно это было?
— Да, почитай, и четверти часа не минуло.
Артюхов посочувствовал доверчивости «корейца» и пошел к трамваю. За углом он прибавил шагу и заметил на остановке мужчину в черном костюме. Но тот сел в трамвай и уехал.
С помощью Артюхова Кузнецов разыскал старушек и переговорил с ними. Но ничего нового не узнал.
И вот шагает Иван Григорьевич по Кавалерийской. Обычная городская окраинная улица. Утопающие в садах дома. Узкие калитки. Свирепые тощие псы, лязгающие цепями.
В доме Ван Шен-гуна Кузнецова встретила русская женщина. Узнав о цели визита, она пригласила его в дом.
— Шура, к вам пожарник пришел.
Китаец, сидевший за столом, отложил в сторону газету, поднялся.
— Хорошо. Я сам все покажу.
Иван Григорьевич осмотрел печь, сарай с углем и саксаулом, спросил, где хранится керосин. Слазил на чердак, проверил разделку печных труб. После осмотра чекист в сопровождении хозяина вернулся в комнату, чтобы сделать записи. Присев к столу, он с удовольствием вытянул гудящие ноги и, отодвинув газету, раскрыл тетрадь. День был жаркий, во рту пересохло. Иван Григорьевич попросил воды.
— Маша! Налей-ка товарищу чаю.
Кузнецов запротестовал, но хозяйка уже поставила перед мужчинами пиалы.
— Зеленый чай, — пояснил хозяин. — В жару после него пить меньше хочется.
Отказываться было неудобно, и Кузнецов взял в руки пиалу. Кивнув на газету, с любопытством спросил:
— Что новенького?
— Похоже, скоро и на нашей улице будет праздник, — ответил Ван Шен-гун. — Я думаю, скоро наши начнут наступать.