– А здесь какая-то записка вставлена!
– Паулина, – не выдержала я, – разве тебя не учили, что читать чужие письма – это неприлично?
– Я же не письмо читаю, а записку! Это совсем другое!
Паулина попыталась прочесть, что было написано на белом картоне, аккуратно прикрепленном к цветку. Через несколько секунд любопытная соседка уже давилась от смеха:
– Ой, не могу, а воздыхатель-то нашей прынцессы совсем малограмотный! Вон что написал: «Я лублу тибя. Твоя И.». Погодите, ничего не понимаю, если «твоя», получается, что это женщина Люське цветы подарила?!
– Паулина, немедленно прекрати этот балаган, – выпалила я. – Как тебе не стыдно лезть в чужую жизнь, выяснять подробности и отпускать нелестные комментарии!
– Ну конечно, – недовольно буркнула Паулина. – Куда мне до вас, святых!
Анна Францевна, по непонятным мне причинам, тоже решила подойти к орхидее. Не знаю, что она там такого увидела, но наша ведунья резко побледнела, собрала колоду карт, взяла свой зонтик-трость и беззвучно направилась к выходу. Впервые с момента нашего знакомства Францевна ушла, не попрощавшись и не объяснив причину своего внезапного ухода.
Не успела я понять, что с ней произошло, как в гостиную буквально влетела Люська. Она была вне себя от ярости:
– Что ты натворила, дура старая! – Нелицеприятное обращение было адресовано Паулине. – Ты что, Францевну в могилу свести хочешь?
– А в чем, собственно, дело? – испуганно спросила Паулина.
– Хорошо, хорошо, – залепетала Манана, пытаясь сгладить конфликт своей коронной фразой.
– Ни хрена не хорошо! – закричала Люська. – Францевна наверняка записку на орхидее увидела и поняла, кто мне ее подарил! Ужас, боюсь представить, как она себя накрутила!
– Да брось! Откуда Францевне знать твоего партнера?
– Соврала я насчет дарителя! Мне эту орхидею злосчастную Джимми утром вручил, – застонала Люська.
– Почему Джимми? – не унималась Паулина. – В записке написано «некий И».
– Так Изатулло – это и есть его настоящее имя. Мы его просто все зовем Джимми, привыкли уже и подзабыли, как его зовут на самом деле!
– А, вон оно что, – пробормотала Паулина.
– Ну кто тебя просил об этой орхидее говорить? Зачем ты влезла со своими бредовыми идеями?! Довольна, что всем праздник испортила?
– Откуда ж я могла знать, что Джимми глаз на тебя положил!
– Мне его ухаживания пофигу, а ты вот всегда ничего не знаешь, а гадости успеваешь делать даже по незнанию! – укоризненно сказала Люська. – Бедная Францевна так радовалась, что Джимми ей орхидею подарил, хоть плохонькую, зато от души. А благодаря твоим стараниям Францевна теперь страдает! Оль, – обратилась Люська ко мне, – а она записку увидела?
– Думаю, да, поэтому и ушла по-английски, не попрощавшись! Видимо, она узнала почерк Джимми.
– Боже, какой удар для Францевны! – сказала с состраданием Люська.
– Ой, девки, а гадание-то сбылось! Помните, она говорила, что карты ей предательство пророчили? Как в воду глядела! Предал ее этот бусурманин чернявый!
– Паулина, лучше молчи, а то я за себя не ручаюсь! – Свою угрозу Люська снабдила непечатным ругательством. – Оль, пойдем Францевну навестим, успокоим ее.
– Давай, ей сейчас нелегко, – охотно согласилась я.
– И я с вами! – влезла Паулина.
– Оставайся ты лучше дома от греха подальше, а то вдруг еще чего брякнешь! – сказала, как отрезала, Люська.
– Клянусь, ни слова! Я эту кашу заварила – мне ее и расхлебывать! – умоляюще запричитала Паулина.
Мы понимали, что отвязаться от нашей соседки будет непросто. Пристанет, как репейник, и не отцепится. Так оно и вышло.
– Делай, что хочешь! – обреченно сказала Люська. – Только не болтай, иначе получишь! – добавила она, приставив к носу Паулины жилистый кулак.
Манана, которой я на грузинском объяснила, куда мы собираемся, решила последовать за нами. Когда мы подошли к участку Францевны, мы увидели, что калитка распахнута и спокойно вошли. Входная дверь тоже была открытой. Оказавшись в гостиной, мы стали свидетелями киношной сцены, пронизанной товстоноговским драматизмом. Хозяйка дома лежала на диване с марлевой повязкой на голове. Судя по запаху, марля была обильно смочена уксусом. Анна Францевна возвышалась над разбросанными диванными подушками в красивой театральной позе, призванной подчеркнуть глубину страданий главной героини: ее правая рука была прижата к сердцу, а левая безвольно свисала с дивана.
– Анна Францевна, вам помочь? – участливо поинтересовалась Люська.