ИЗ ИСТОРИИ ЗАДЕРЖАНИЯ ЮРЫ
ВО ГРАДЕ КИЕВЕ
Что есть современная демократия? Это законное размещение чужого миролюбивого войска на территории твоего неправильного государства и ведение диффамационных боев на этой территории до тех пор, пока бывшие ее неправильные обитатели не начнут хоронить ближних своих в полиэтиленовых пакетах. Новояз в этой миролюбивой войне — первейшее оружие массового поражения туземного населения.
Поначалу-то Юра заблукал в Киеве, пытаясь читать вывески. Поначалу возникало ощущение, что еще два года — и все здесь будет, как в Париже. Потом возникли вопросы: как назывались исконные, до того, как Грушевский придумал букву «ї»? С каким флагом бегали люди по Украине до того, как австрийская императрица придумала им сине-желтый прапор? Но прошли сутки, затем и вторые — вопросы сыпались, как из кривого рога изобилия, вопрос вопросом погонял.
Тогда Юра вызвонил брата, наконец разобравшись с роумингом. Возле одного из шинков града Киева, который обозначил безденежный брат как место встречи, Юра увидел плачущего натуральными слезами дядьку под кустом искусственной бузины. Посмотрел Юра на усы — усы не обвислые, торчмя стоят. Уж не брат ли?
— Ты кто, да, грамадянин? — спросил он. — Давай знакомиться. Я — дядя, да, Юра Воробьев! В Киеве транзитом на Карпаты. Не могу ли быть, да, чем-то полезен?
— Тьфу! — сказал мужчина, не глядя на Юру.
Юра спешил, ему было не до политесов, он нуждался в еде и отдыхе, он потратил много сил. Однако он вложил остаток этих сил в мощный посыл:
— Эм! Тэ! Эс!
Этим букворядом Юра успокаивал себя, когда боялся улететь, а потом заметил, что сим воздействует и на других. Вот и мужчина — не перестал плакать, но, тем не менее, бодро и вполне миролюбиво отрапортовал:
— Инженер Николай Тихомиров я, благодетель ты мой. Нахожусь в служебной полугодовой командировке: Крым — Керчь — Киев. Для получения зарплаты и командировочных, по указанию начальника, мне необходимо оформить нотариально заверенную доверенность на получение денег и последующей пересылке их в место командировки. Доверенность нужна в городе Свердловск. Захожу я, дяденька, к нотариусу и детально объясняю всю проблему. Мне нотариус говорит: плати, кацапе, деньги и к вечеру приходи… Я, отец ты родной, прихожу. Выдают они мне доверенность, и я теряю дар речи при виде этой туфты, а могу изъясняться одними матами: доверенность-то моя на украинской мове!.. Потихоньку, кормилец, но речь ко мне возвращается. Я объясняю: в бумаге не мое имя, я не Мыкола никакой — это раз, на Урале украинский не понимают — это два, переводчиков там не держат, накладно — это, считай, три. Далее я опять потерял дар речи: оказывается у них в штате сидит переводчик с русского на украинский. Он, мерзавец, мое заявление за мои же деньги перевел на мову. «Мы, — говорят, — можем вам сделать обратный перевод!» Я и обрадовался: делайте, братцы! «Платите нам, — говорят, — деньги». «Деньги? Да за что, панове?» «За перевод вашей галиматьи с украинского языка на русский язык!» Тут я онемел в третий раз. Даже милостыни не могу просить уже третью неделю, а в пятак схлопотать — это элементарно. Пока ты, друг, не появился — я молчал. Бандеры проклятые, все до одного! Спасибо тебе, дедушка!
— Да не все тут бендеры, далеко не все. Ты хоть, да, раз бывал в Карпатах?.. То-то! Нельзя огульно охаивать, да, весь народ.
— Какой народ в этом дурдоме? Что это? — показал он на биг-борд, где в левый глаз Гузия кто-то воткнул трезубую вилку из нержавейки. — Это дурдом.
— В России, да, не лучше. И не надо, брат, плохо о дурдоме, — попросил добрый Юра. — Знаешь, как хорошо, как дружно было раньше у нас в Яшкино! Тебе, да, и не снилось… Здесь же диагноз, да, такой: украинская болезнь русских. Может, ты бы съел, да, сальца, а, брат?
— Дай, дай, дай покушать, добрый ты мой самаритянин!
— Просто там, где плохо русским, плохо, да, всем, даже если они каждый день едят сало в шоколаде, — сказал Юра и строго спросил: — А крещен ли ты, брат мой?
— Крещеный я, дядько, крещеный я!
— Перекрести, да, лоб!
Перекрестил. Добрый Юра тут же дал инженеру Тихомирову денег и пригласил беднягу в шинок. Но тут же подошел и наряд милиции. Увидели непорядок — деньги, взяли обоих под руки и повели их, родимых, в околоток.
— Ну, шо, кацапюри, всралися? — спросил туркообразный лейтенант Западлячко, усаживаясь за бюро.
Раньше его фамилия имела такое начертание: «Заподлячко» — но в связи с переориентацией общества на шпенглеровский захiд Европы, то есть на запад, он стал писать себя через первую «а». Что значит «туркообразный»? Туркообразный — это не то чтобы лицом схожий с янычаром, а фигурою похожий на турку, в которой варят кофий.
— Ку-ку-ку, кацапюрчики! Бе-бе-бе! Чiи гроши? — стал куражиться офицер.
После того как выяснили, кому принадлежат деньги, Юру принялись «дознавать». А инженера Тихомирова с огромными усилиями вытолкали из околотка взашей. Это несмотря на то, что он рассчитывал хотя бы на грузинский байховый чай, который грузинцы выменивают у азербайджанцев и перепродают славянам, и капэзэшную баланду, на которую вольная муха даже не присядет.
2Из протокола задержания Юры Воробьева:
«…То, что на них, на этих ваших вывесках, написано — даже моему острому уму непостижимо!..» — записано по-русски в милицейском протоколе со слов г-на Юрко Горобца, гражданина РФ.
«Я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но, тем не менее, киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в самом деле отбить в окончании слова «гомеопатическая» букву «я» и после этого думать, что аптека мигом превратится из русской в украинскую.
Когда же наконец дойдет до каждого сукина сына, что это с его молчаливого согласия, а точнее — пофигизма, и происходит весь этот цирк? Нужно наконец-то условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня» или просто-напросто «парикмахерская»! Слово-то нерусское, невинное! Мне кажется, что из четырех слов — «молошна», «молчна», «молочарня» и «молочная» — самым подходящим искомым будет пятое.
Если я заблуждаюсь в этом случае, то в общем и основном я все-таки прав: нужно установить единообразие. По-украински так по-украински. Но правильно. И всюду одинаково…» — пишет он далее.
«А то — что, например, значит «С. М. Р. Іхел»? Я думал, что это фамилия. Но на голубом фоне совершенно отчетливы точки после каждой из трех первых букв. Значит, это начальные буквы каких-то слов? Каких? Латынь оно или кириллица?
Прохожий чоловiк в оранжевых черевичках на мой вопрос ответил буквально так:
— Ой, всцюся! Та шоб ты так жил, как я это знаю! Ти мені, сука москальська, не розказуй, як мене звати. Мы тебя зачмарим, паскудо! Ввечері будешь яйця чухати своїм друзям — донецьким бандитам!
Я так и не понял: со мной он один или их двое разговаривали? Так давайте же потрогаем свои хвостики — мы даже не заметили, как они у нас проклюнулись и проросли. Когда-то я и другие животные жили по законам матушки-природы: свободно, мирно, равноправно со всеми окружающими. Мы и без слов понимали друг друга. Как быть нынче, когда гонор одолевает «всяк сущий на земле язык»? Общий диагноз — садомазохизм в изощренной форме! В таком случае — вот и адресок: Москва, Загородное шоссе, дом два, метро Тульская. Лечили там одного знакомого депутата-думца, симптомы те же, что и у тебя, чоловiк. Если сразу не найдешь, то спроси бывшую Кащенко. И спроси там у любого доктора: это как, мол, так? Здорово ли ненавидеть русского и нервно ждать, когда придет лях и выпорет, и выпотрошит перины, чтобы потом плакать, рыдать и наслаждаться собственным унижением? И обувь свою мужского, скромного окраса, вот так взять и обезобразить охрой — зачем?