— Беда! Из лесу эта лахудра вернулась, что УАЗ тогда пыталась угнать.
— Тоже мне беда! — презрительно, но все же шепотом отозвалась Ирина.
— Беда, Ирэн, точно говорю. Сейчас момент — дверь открою — объясню.
Когда они оказались в прихожей, Вера испуганно выложила все, что видела и слышала. Лахудра вышла из леса где-то в полдень. Шла не как зомби, легко, уверенно.
Ее потому и не испугались — одна из работавших на крайнем огороде, ну там, где клубника — даже ей навстречу вышла.
(Вот нет пригляда, так сразу отлынивать от работы начинают, механически и мельком отметила Ирина).
— А потом все на визг сбежались — продолжила Вера — лахудра эту дуру-бабу схватила и стала у нее с руки мясо сдирать. Да ловко так. Ее Карина пыталась палкой по голове треснуть, так она и Карину укусила, за руку.
— Погоди, как укусила, я ж приказал в одежде работать — зло спросил Виктор, хотя уже и сам понимал, какой ответ будет — денек сегодня как на грех был ясный, солнечный и очень теплый. Бабы, конечно, взялись позагорать, как же еще…
— Так безопасно же было — виновато отозвалась Вера, шмыгнув носиком по привычке.
— Ясно. Так она дохлая что ли, лахудра-то? — переспросила Ирина.
— Так непонятно — тоскливо отозвалась Вера.
— Вы сначала туда сбежались, а потом оттуда врассыпную? — догадалась Ирка.
— Ну да. Я сюда и заперлась. Ждала, когда вы приедете.
— Погодь. Если лахудра дохлая — с чего она тогда шла по-человечески? Мертвяки же култыхают, как убогие.
— Да откуда мне знать? Мне как сказали, так и передаю. А переспрашивать некогда было. Карину видела как тяпнула — до крови. Карина мимо побежала, к себе.
— Ладно. Пойдем сейчас разбираться, давно хотел за УАЗ расплатиться. А она гляди, моду взяла за руки кусаться. Надо ей кусалки укоротить.
— Виитя, ты поосторожнее там, а то двигалась лахудра очень шустро. Не как мертвяки. Очень шустро двигалась. И резко так, знаешь — предупредила Вера.
Ирка нахмурилась. Ей очень не нравилась с недавнего времени интонация, с которой Верка произносила имя ее — Иркиного — мужа. И это томное 'Виитя' Ирину просто бесило. С трудом удержавшись от желания дать Вере коленкой под зад, Ира спросила своего господина и повелителя:
— С пулеметом пойдешь?
Виктор минуту подумал, потом твердо сказал: 'Нет, пулемет не годится. Возьму автоматический дробовик, он в деревне лучше пойдет. А уж сдохла эта лахудра или нет — неважно. Картечь ее вразумит по-любасу'.
Снарядились быстро. Хмыкнув, Витя напялил на себя ватник. Надел ушанку. Держать руками в перчатках ружье было немного непривычно, но ничего, не впервой.
Веру оставили в 'замке', в пальбе от нее все равно толку не было никакого.
Вышли, прислушались.
Ирка показала рукой в сторону свинарника.
Виктор кивнул — что то свинина расшумелась. Значит что-то беспокоит хрюшек, раз их даже тут слышно.
Осторожно двинулись в том направлении.
Пару раз обернувшись Витя сердито ткнул пальцем сначала в Ирку, а потом показал ей за спину.
Жена виновато кивнула и стала внимательнее смотреть назад. Так, уже спокойнее.
Вышли на небольшую площадку перед свинарником. И тут пусто, хотя слышно как в сарае мечутся и тревожно хрючат свинки. Виктор повернулся посоветоваться с Иркой, увидел ее округлившиеся глаза, глядящие мимо него, стремительно развернулся и его поневоле передернуло — из-за угла свинарника на четвереньках вышла та сама лахудра, изгвазданная в грязи и кровище, но не это вызвало у Вити судорогу омерзения. В зубах лахудры билась еще живая, отчаянно чирикающая крыса — их тут было до черта в свинарнике и никак не удавалось от них избавиться, как ни старались. Лахудра наконец заметила охотничью парочку, тут же события рванули стремглав — выплюнув крысу, не вставая, прямо так — с низкого старта лахудра бросилась на Витьку, моментально проскочив половину расстояния.
Он никак не был готов к такому раскладу, только что он собирался сказать что-нибудь подобающее случаю, поучительно-назидательное, потом, не торопясь приложиться к ружью и 'исполнить'.
Вместо этого пришлось неловко бросаться по крабьи вбок, открывая возможность стрельбы для Ирки и открывать пальбу от бедра наобум святых, уповая на удачу, на то, что все-таки опыт и тренировки должны, ну должны же сказаться, черт все это дери!
Ирка бахнула первой — тоже не прицеливаясь, промазала, передернула цевье, промазала еще раз, Витька вторым выстрелом попал, но даже с шага тварь не сбилась.
— Беги! — завопил Виктор.
Ирка рванула изо всех сил, перемахнув неожиданно для себя через изгородь из жердей, увязая в рыхлой земле пробежала через перекопанный огород с ростками фасоли, слыша за спиной невероятно частую пальбу, и не сразу остановилась, услышав оклик мужа.
Тяжело дыша, оглянулась. Муж лихорадочно заряжал ружье. Лахудры видно не было, но сделав несколько шагов, на этот раз стараясь не топтать ростки, Ирка увидела валяющееся около изгороди и еще дергающееся тело.
Подошла ближе и с чувством удивительного облегчения врезала в грязные лохмы рвущей картечью, вбив моментальным жутким ударом полголовы в землю.
— Вот сука! — странным голосом сказал Виктор.
— Жаль, я ее тогда не грохнула. Стекло в УАЗе пожалела.
— Ладно, пошли смотреть, что там с грызанной бабой произошло.
— Эта — дохлая была?
— Куда дохлей. Но шустрая сука, как веник электрический. От тепла что ли?
Виктор удивленно повел стволом и разнес крысака, которого недоела лахудра.
— Тоже обращаются, гляди — ка. Видала?
— Это плохо. Не нравится мне этот крысятник.
— И что предлагаешь?
— Смотреть внимательно надо. Ну, пошли.
К стоящей в огороде бабе подходили с опаской, напряженно, но та оказалась обычной, уже не раз виденной тупой мертвячкой. Увидела супругов, заскулила, дошла валко ковыляя до забора, уперлась в него и замерла.
Стараясь не смотреть на голые кости объеденной руки, Виктор аккуратно вынес зомбачке мозги.
Карина умерла вечером. В сарае, где ее привязали для безопасности. Там же ее и застрелили, упокоив.
* * *
У дома сталкиваюсь с Енотом. Он тоже где — то тут живет, в соседней парадной ему жилье выделили, ага, но Ильяс толковал, что нору себе новичок не там устроил.
— Откуда, из больницы? — принюхивается остреньким носиком, выразительно смотрит: 'Рыбка, да? Копченая, да? Подарок, да?'
— Могу тебя угостить рыбой — неожиданно для себя предлагаю я.
— Рыба — это хорошо — задумчиво изрекает он. Потом уточняет: ' А пиво есть?'
— Сиг. Копченый. И без пива хорош. Но я не навязываюсь, не хочешь, не настаиваю — я уже сержусь на самого себя, мне уже самому странно, что я вообще это предложил. Нет, конечно, сиги здоровенные и нам с Надей пары рыбин хватит за глаза, но вот упрашивать ни в какие ворота не лезет. Какого черта мне вообще в голову пришло его кормить?
Енот неожиданно расцветает искренней застенчивой улыбкой и радостно говорит: 'Сиг! Да еще и копченый! Восторг и песнопения! Спасибо!'
Но он все же мерзавец, потому что, получив рыбину и с удовольствием ее осмотрев и обнюхав, двусмысленно заявляет: 'Так уж сложилось, что все женщины почему-то стараются меня накормить!'
— Поговори еще мне, понамякивай. Это потому что ты тощий, как дети Африки. Вот, небось, тебе дед Мороз подарки не приносит на Новый Год? Это потому что ты кушаешь плохо.
— Ах, никто меня не любит, никто не понимает — горестно заявляет Енот и, хитро подмигнув, направляется к себе, бурча внятно под нос: 'Кушаю я хорошо… да кто ж мне даст? Усе пожрали толстые врачи. Один в семи комнатах живет, сорок пар штанов имеет, а другой пропитание по помойкам ищет!'.
Я успеваю только навести краткую ревизию на кухне — проверив, есть ли нормальный кофе, сахар, сливки, шоколад и конфеты, глянув, что из себя представляет Средиземноморская кухня. Женщину вообще полезно удивить чем-то необычным. Нехай будет сегодня средиземноморская кухня. Собственно все то же, включая картошку, макароны и каши, но уже название звучит по-иному. Нет, все-таки на барахолку надо сбегать. Хлеб Надька любит, чтоб был свежий — это у нее пунктик. Не успеваю выбраться, как в дверь звонят. Звонок, к слову — это тоже признак статуса сейчас, потому что очень у многих электричества просто нет. Вообще.