- Дубина, это лосьон! - Шебукин нахмурился. - Нормальный мужской лосьон.
- На свидание, что ли, ехал?
- В том-то и дело. А тут ты, понимаешь, со своим звонком. Теперь вот приходится переть через твои джунгли в туфлях и костюме.
- Да я-то тут причем? Институт здесь уже год, как аллею собирается прокладывать. Что-то даже начинали уже делать, да как обычно деньги кончились. Половину деревьев повалили, вторую оставили - вот и получился этакий винегрет: грязь, бурелом да общественная уборная.
- Где он хоть - институт-то твой?
- А вон, видишь, стеклянный фасад краешком торчит между деревьев? Это и есть УРГПУ.
- ГПУ, говоришь? - Шебукин фыркнул. - Звучное название!
- Чего смеешься! Не я же переименовываю наши институты.
- А кто?
- Откуда я знаю! Раньше у нас и впрямь аббревиатура была благозвучной - УПИ, УЭМИИТ, САИ. Музыка, а не названия! А что сейчас? Одна насмешка: УРГАПС, УРЮИ, УРГПУ, АЖОПС…
- Даже АЖОПС имеется?
- А ты как думал! - Юрик поднял руку. - Теперь давай тише, близко уже…
- Ты, главное, не заблудись.
- Не заблужусь, не волнуйся…
Споткнувшись о бревно, Мишаня едва не растянулся на земле, - Юрик и впрямь вел его через непролазные заросли, заставляя собственным лицом разгребать липкую паутину, начищенными туфлями ступать в топкое и пахучее. Самое обидное, что и ругаться в полный голос было уже нельзя. Его спутник то и дело оборачивался, выразительно пуча глаза, прижимая палец к губам. Когда же за шиворот Мишане свалилась очередная козявка и терпение его готово было лопнуть, рука товарища взволнованно указала куда-то вперед.
- Стой!… - шепотом приказал он.
- Что там еще?
- Да тащит уже! Не видишь, что ли?
- Кого тащит? - не сразу сообразил Шебукин.
- Девку, ясен пень! Сцапал уже - и в заросли тащит!…
- Е-мое! - малорослый Шебукин вытянул шею, пытаясь рассмотреть разворачивающееся действо, но сгущающиеся сумерки явили лишь мутное, грузно передвигающееся впереди пятно. Что и говорить, лесочек вблизи института был невелик, но в темноте и он казался гуще самой дремучей тайги.
- А ведь так даже лучше! - горячо зашептал Юрик. - Возьмем это чувырло с поличным - прямо на бабе. Хрен, он у нас потом отмоется.
- Он-то, не знаю, а вот мы с тобой - точно не отмоемся… - на этих самых словах Шебукин вновь ступил в липкое и кашеобразное. Поморщившись, вполголоса ругнулся.
- Чего говоришь? - Юрий повернул голову.
- Да хватит, говорю, говно месить! - Михаил вырвал из кобуры пистолет. - Пошли брать твоего урода!
- Так ведь они даже не начали еще! - Юрик попытался ухватить его за руку, но, разваливая хитроумную комбинацию товарища, Шебукин ринулся вперед и, ломая кусты, в несколько прыжков вывалился перед огромным детиной.
Юрий ничуть его не обманывал. Насильник и впрямь был здоров, а от свершения зловещего акта его отделяла самая малость. Девица (прямо скажем - не такая уж хрупкая) свисала у него с плеча, а юбка на ней была уже задрана. Никаких звуков она при этом не подавала, - должно быть, богатырь ее малость оглушил.
- Стоять! - гаркнул Михаил. - Стоять, я сказал!
То ли крохотного пистолетика противник в сумраке не разглядел, то ли попросту пренебрег угрозой, но останавливаться он не стал. Вместо этого легким толчком швырнул свою ношу в Михаила и боком нырнул в заросли. Будь Шебукин один, маневр принес бы насильнику чистую победу, но этого уже не мог допустить Юрий. Не для того он выслеживал насильника столько времени, тратя на него собственную фотопленку и составляя временные таблицы. Обиженно взрычав, Юрий прыгнул вдогонку убегающему и уже в падении умудрился сграбастать чужую ступню. Захрустели сминаемые ветки, и по земле покатились два перекрученных, шумно отпыхивающихся тела. Юрик бил кулаками и гипсом, насильник предпочитал молча душить. Силища у него действительно была медвежья, и если бы не помощь Мишани, предсказать исход схватки было бы крайне затруднительно. Мог бы, пожалуй, и шею свернуть, и зубы выдавить, однако не довелось. Шебукин, успевший к этому времени прокатиться по грязной земле, а потому вконец разъяренный, церемониться с любителем ночных шалостей не стал. Угадать, кто есть кто, было не столь уж сложно, поскольку насильник, разумеется, восседал уже сверху, вовсю охаживая кулаками несчастного Юрика.
- Ах, ты ж тварь! - Шебукин скакнул вперед и что было сил навернул рукоятью пистолета по затылку мужчине. Удар был крепок, но еще крепче оказался затылок ночного великана. Взвыв, громила взмахнул ручищей и разом смел Михаила на землю. На ноги успели подняться одновременно, и любитель женщин немедленно бросился в атаку. Огромный его кулак по дуге полетел в цель, но Мишаня не стал дожидаться и, поднырнув под чужую руку, в свою очередь ввинтил ступню в неприятельский пах. Не угадал лишь самую малость, и мясистая ладонь ночного авантюриста немедленно хлестнула Шебукина в челюсть. Хлестнула так, что из глаз Мишани посыпались искры. Впрочем, добить противника насильнику не позволил Юрик. Словно бульдог, он вновь вцепился во врага, продолжая намолачивать упакованным в гипс коленом.
- Ну, ты меня достал… - поднявшись на дрожащие ноги, Михаил с решительностью скинул на пистолете предохранитель, злым движением передернул затвор. - Предупреждаю, первую пулю пускаю в ногу! Второй отстрелю на хрен твое мужское естество…
- Не надо!!! - от очередного толчка Михаил вновь чуть было не оказался на земле. Пожалуй, эта атака оказалась самой злой. Град ударов посыпался на голову Шебукину, острые ноготки принялись полосовать лицо и шею. Ослепнув от сыплющихся оплеух, Михаил даже не понял, как нажал на спуск. Выстрел громыхнул не то чтобы громко, но именно он отрезвил дерущихся. Мгновенно поменявшись местами с насильником, Юрик придавил его сверху, умело выкрутил руку. Девица же, столь дерзко набросившаяся на Шебукина, хныкая, ерзала на земле. Чувствуя, как стремительно холодеет в груди, Михаил на негнущихся ногах шагнул к подстреленной дамочке.
- Не дрейфь, Мишаня! Ты ей только ляжку прострелил! - Юрик наконец-то защелкнул на могучих руках наручники, устало вздохнул. - А я ведь узнал эту дуру! Уже не первый раз перед ним задом вертит. В смысле, значит, сама напрашивается. Пожалуй, что и сговором попахивает, а?
- Пожалуй, что так… - Шебукин растерянно провел ладонью по расцарапанному в кровь лицу.
- Значит, обоих голубков привлечем!
- Это за что же?
- Как за что, - за изнасилование! - Юрик поднял голову и, с запозданием осмыслив сказанное, в растерянности взглянул на приятеля. - Черт! Думаешь, не прокатит?
- Я думаю, что вообще зря приперся сюда. - Мишаня вновь коснулся оцарапанной физиономии, болезненно сморщился. - И морду попортил, и вечер вконец поломал…
На лицо ему капнули первые дождевые капли.
- Давай-ка, Юрок, собирать манатки. Боюсь, минут через пять хлестанет настоящий ливень. А тогда от моего праздничного прикида останется одно воспоминание…
Глава 2
Струи барабанили по крыше, вертлявыми дорожками проливались по лобовому стеклу. Дворников Стас Зимин не включал, - с некоторых пор он с удивлением обнаружил, что стал относиться к дождю с особенным чувством. Дождь был братом и дождь был другом, - он смывал кровь с тротуаров, маскировал уличные шумы и разгонял по домам непоседливых людей. Небесное накрапывание приносило странное - почти вселенское успокоение, позволяло верить в то, что Бог все еще помнит о земле, бережно поливая ее из небесного дуршлага, шелестом капель нашептывая добрые едва слышимые истины. Дождь заменял собой тишину, помогая не только думать, но и мечтать.
Странно, но Зимин, успевший похоронить несколько десятков друзей, давно свыкнувшийся с наличием чужеродного металла в собственном теле, продолжал мечтать о несбыточном. О путешествиях под парусом, о пузатых дирижаблях и далеких планетах. Кто знает, может быть, именно земные ассенизаторы на деле являют собой самых закоренелых мечтателей. Копаясь в дерьме, трудно не мечтать о чем-нибудь более возвышенном. Стасик же Зимин вот уже на протяжении полутора десятка лет работал ассенизатором. Во всяком случае, мысленно свою работу он никак иначе уже не называл. При этом в равной степени не испытывал ни гордости, ни стыда. Поскольку отлично понимал: кто-то должен разгребать людское дерьмо, и так уж вышло, что у него, у Димки Харитонова и Тимофея Лосева это получалось лучше, чем у других. Он мог бы нагородить уйму витиеватых доводов в пользу необходимости своей профессии, но ни уголовные законы, ни высокие материи с рыцарскими кодексами здесь были совершенно ни причем. Стас и его друзья попросту разгребали дерьмо - только так и не иначе…