Новинки и продолжение читайте на https://www.litmir.club/
========== Пролог ==========
Он был не столь одинокий, сколько всегда один. Много ли мы знаем о том, как человек проводит своё личное время, прежде чем начинаем судить о нём? Мы заворожённо раздумываем ровно секунду, воображая себя великими мудрецами, составляя не очень достоверный психологический портрет. В каждом из наших суждений мы видим истину, а любое предположение воспринимаем как единственно верную правду, которую от нас, пускай, и не скрывают, но всё же не спешат ею делиться.
– Я восхищаюсь вами, сэр, – прозвучало в пустом классе, стоило закрыться двери за спиной предпоследнего школьника.
Доминик поднял усталый взгляд, словно он слышал подобное по сто раз на дню, не удивляясь и не делая попыток резко встать, прерывая потенциальный монолог.
– Вы должны знать об этом, когда толкуете об одиночестве, при этом пытаясь делать вид, что подобные речи не имеют никакого отношения к вам.
Во взгляде собеседника была необычайная решительность, с коей он обрекал свои мысли в слова, и они явно были продуманы до мелочей, иначе как можно было объяснить его уверенные жесты и упрямо сжатые губы? Задумай Доминик спорить с ним, он не потерпел бы поражения, но всё же не смог бы убедить в том, что восхищаться тому абсолютно нечем.
– Вы рассказываете нам о том, что неуместных людей не бывает, а сами не верите в собственные слова, – светлые глаза смотрели внимательно и не отрываясь, и в них плескалось понимание тех вещей, о которых он должен был лишь только читать в книгах.
Их дискуссии случались каждый вторник. Доминик знал, что их не избежать, и намеренно задерживался каждый раз, начиная перелистывать давно заученные страницы учебника, в котором не было ничего интересного лично для него. Ему довелось выучить всё это наизусть ещё лет десять назад, и он держал книгу на столе во время уроков только для того, чтобы было чем занять себя, пока ученики писали сочинения. Или же оттянуть неизбежное, когда нормы требовали покинуть класс сразу же после звонка. Каждый раз Доминик слушал. Впитывал каждое слово, и ему иногда даже удавалось уловить в мыслях ученика что-то важное для себя, несмотря на инфантильную невинность всех его предположений. Ховард и сам знал, что он одинок, и здесь не с чем было спорить.
– Вы лучше, чем думаете.
С ним начинали говорить, начиная предложения с обращения.
«Вы отличный собеседник», «вы внимательный слушатель», «вы не знаете, о чём я думаю», «вы…», «вы…», «вы…».
Мэттью Беллами, десятый год обучения, средняя школа.
Доминик кивал и улыбался, ставя точку в разговоре, в котором он и не принимал участия. Иногда Мэттью бывал прав, со своей смешной настойчивостью доказывая то, к чему Доминик пришёл лет двадцать назад. Но каждый раз слушать его было до удивления приятно, и он начинал ждать второго дня недели, когда Беллами оставался в классе, уткнувшись в свой учебник, делая вид, что ему смертельно важно дочитать то, что там напечатано мелким шрифтом в конце страницы. Он деловито расправлял плечи, одним жестом придавая себе мнимой уверенности, а после поднимал взгляд на Доминика, смотрящего куда угодно, но не на Мэттью. Например, наблюдать за медленно ползущими облаками, которые хорошо было видно с четвёртого этажа, где Ховард всегда проводил свои занятия. Он любил рассматривать разводы на стекле, плохо отмытые ленивыми старшеклассниками; и ему полюбилось делать вид, что совсем неважно то, что в аудитории всегда оставался один человек, следящий за ним внимательными голубыми глазами.
***
Их первая встреча, конечно же, не запомнилась Доминику. Он, даже напрягаясь изо всех сил, не мог вспомнить, когда впервые увидел Беллами и что подумал о нём, если вообще заметил его среди десятков других запуганных школьников, перевёдшихся в эту школу. Они были ещё не утомлёнными перспективой поступления – ленящиеся, не способные так быстро вклиниться в колею учебного процесса, и они обращались к учителям исключительно на «сэр» и «мэм», забывая фамилии и импровизируя изо всех сил.
Ему предстояло учить этих детей, едва ли не водить за руку из аудитории в аудиторию, где он читал два разных предмета, а после – надеяться, что они предпочтут не неквалифицированную работу, а учёбу в старшей школе. Но ему было плевать, потому что в голове и без того было рутинно и серо, и он не желал добавлять туда заботу о ком-то, помимо самого себя. Его не заботили их средние баллы, ему не было дела до того, посещает ли каждый из них его занятия, скрупулёзно записывая каждое сказанное им слово. И тем более он не выделял никого из них лично для себя, когда другие учителя на собраниях, сверкая неподдельными улыбками, расхваливали кого-то из учеников.
«Ах, мисс Кенниган, то есть Анна, сегодня была так хороша на моем уроке!»
«Моё занятие прошло превосходно, и кажется, что это моя заслуга», – смущённое хихиканье.
«Мистер Беллами весь урок смотрел в окно, никак не реагируя на мои замечания», – а вот это было уже интересней.
Доминик поднял голову, прервав чтение газеты, надеясь, что этого никто не заметит, и принялся разглядывать не слишком молодое лицо преподавательницы, имя которой он так и не смог запомнить, потому что ему не хотелось этого делать. Она поймала его взгляд и расплылась в улыбке, щуря свои и без того раскосые глаза, а на губах с тошнотворно-розовой помадой расцвела не менее кислотная улыбка.
– Как вы думаете, Доминик, стоит ли обращать внимание на подобные казусы? – она обратилась к нему, а после замолкла, ожидая ответа.
– Если ученику неинтересна тема занятия – это не вина того, кто пытается донести материал, – осторожно заметил он.
– Вы правы, – тут же подхватила другая учительница, вклиниваясь в разговор.
– Но если учитель не может донести материал так, чтобы интересно стало даже тем, кто изначально настроен скептически… – Доминик усмехнулся, вспоминая свои занятия, – то это его вина.
– На ваших уроках всё внимание учеников обращено исключительно на вас? – возмутилась первая из преподавательниц, сменяя дурацкую улыбку недовольным выражением лица.
– Конечно же нет, – Ховард и не думал обманывать, подтверждая их ожидания. – Треть из них обычно сидят, уткнувшись в свои гаджеты, ещё треть – пишут что-то в тетрадях, и вряд ли это хоть как-то относится к теме урока; остальные же слушают меня, потому что заинтересованы в высоких баллах.
Он сразу же исключил себя из беседы, отстранённо замечая, что она и не думала прекращаться. Газета увлекла его гораздо сильней, чем бесполезный трёп его коллег, сидящих рядом. Его перерыв должен был продлиться двадцать минут, а потом настанет время отправиться на следующий урок. А пока он мог вновь попытаться вспомнить своё первое впечатление о том, кто невольно занимал его мысли, когда в голове не было больше ничего, кроме звенящей пустоты. Она была куда привлекательней, чем тот ворох беспокойства, который преследовал его весь год, пока он не научился избавляться от этих воспоминаний, пускай и не очень надолго.
Беллами явился однажды, словно из ниоткуда, прочно обосновавшись в свободном времени Доминика – после урока во вторник. Он занимал его своими мыслями, как правило, минут десять, а после, замолкая едва ли не на полуслове, как по команде, уходил из кабинета, даже не попрощавшись. Ховард помнил первый раз, когда Беллами остался после занятий, сидя на последней парте, а после попросту пересел за первую, сложив руки как примерный ученик.
– У вас есть вопросы? – Доминик тогда даже не пытался запомнить его имени, поэтому ограничился одним только вопросом без обращения.