Даже не вспоминая о собственных планах касательно парка, Доминик продолжал сидеть на месте. Он едва ли не физически ощущал, как тело и разум боролись за привычную меланхолию, не желая отпускать её так просто, но она отступала, впечатляя своим уходом, но всё же стояла где-то совсем рядом, будто за углом, и грозила вернуться в любой момент. Один лишь только обмен взглядами делал Ховарда живым, словно что-то менялось за пару дней, и он снова вспомнил слова Хейли.
«Ты просто-напросто не хочешь пускать кого-то в свою жизнь»
…даже если это был обмен любезностями после занятий, в которых Доминик не принимал никакого участия, впитывая комплименты, которые не имели под собой никакого основания.
Любое общение с человеком рано или поздно подкидывало мысль о том, куда могут завести эти отношения. И Доминик не являлся исключением, заведомо рассчитывая свои возможности, пытаясь предугадать – сможет ли он выдержать того или иного человека рядом с собой в качестве друга. Не будет ли этот приятель отнимать слишком много времени или же напрягать бесконечными разговорами, вынимая душу и выворачивая свою, когда это было не очень-то и нужно. Не будет ли этот человек слишком юн, чтобы понять все проблемы Доминика.
И, взвесив все за и против, он пришёл к выводу, что приятельские отношения с Беллами ничем плохим грузить ему не могут, и общение со своим учеником вне занятий грозит ему разве что потерей пары свободных часов в неделю. Мысли о прогулке по парку плавно, но неотвратимо ушли куда-то на глубину сознания, и Ховард принялся размышлять о том, чем он всё же мог быть интересен Беллами.
Их внеучебное общение началось спонтанно – однажды Мэттью остался после занятия и точно так же несколько минут смотрел на Доминика, сидя за своей партой в конце аудитории.
– Прогуляемся? – предложил Доминик, а Беллами едва ли не подскочил со своего места, сверкая своими невообразимо голубыми глазами, которые можно было разглядеть даже с такого расстояния; на зрение Ховард никогда не жаловался.
– Только… только заберу куртку из раздевалки, – он сорвался со своего места, словно только и ждал чего-то подобного.
***
Доминик оделся в учительской и направился вниз, преодолевая изученные до мелочей ступеньки, – одна была с отколотым куском мрамора, а следующая заляпана белой краской, которой отделана стена. Чуть дальше по коридору виднелся целый палисадник, за которым ежедневно ухаживала миссис Грейс, приветливо ему улыбаясь. Она напоминала ему мать Джима, только та не была столь приятной в общении женщиной, и совершенно точно не любила комнатные растения, которые ученики приносили ещё маленькими ростками из дома, чтобы дать им возможность вырасти в небольшое деревце, стоящее в конце коридора.
За углом обнаружился Беллами, тяжело дышащий и довольный до безобразия. Хотелось рассмеяться, и этот порыв Доминик оценил как положительное влияние на собственную нервную систему – ему редко приходило в голову хотя бы улыбнуться (искренне, а не желчно и предостерегающе). Мэттью вышагивал рядом, и Ховард впервые решил посмотреть на него с непрофессиональной точки зрения, разглядывая его внешность, ничем особым не отличающуюся от других.
Тёмные волосы, чуть длинней положенной нормы, с отросшей до неприличия чёлкой и взлохмаченным затылком, запоминающиеся черты лица, на котором ярко выделялись скулы, и их невозможно было не заметить, островатый нелепый нос и узкие губы, которыми Мэттью торопливо излагал свои мысли, когда они не успевали за его языком. И пронзительные голубые глаза, которые Доминик заметил впервые во вторник, когда Беллами остался после урока.
***
– Зачем ты делаешь это? – первым делом спросил Доминик, стоило им только покинуть ворота школы, выходя на стоянку, которая уже начинала пустеть от машин преподавателей и особенно предприимчивых учеников, получивших права.
– Что именно, сэр? – не совсем ясно, притворялся ли Беллами, или же в самом деле недоумевал по поводу этого вопроса.
– Сначала после уроков, – начал перечислять Ховард, заодно пытаясь отыскать в карманах брюк ключи от машины; Мэттью вряд ли подозревал о намерении своего учителя направиться на прогулку не по аллее близ школы, а в парк, расположенный в паре километров оттуда, – а после целый месяц, словно я сделал что-то непозволительное.
– Вы ничего не делали, – Беллами шёл рядом и внезапно вскинул голову, глядя расширившимися глазами, удивлённо глазея на ключи, зажатые и звеневшие в пальцах преподавателя.
– Ну а теперь делаешь вид, что тебя ничего не беспокоит, – закончил Доминик, не обращая внимания на его слова.
Он открыл дверь со стороны водительского места и жестом указал Мэттью обойти машину, что тот послушно и сделал, с трудом распахивая дверцу старенького чёрного Пежо, которому было место если не на свалке, то точно где-то рядом. Беллами уселся на пассажирское сидение и затих, усиленно делая вид, что его здесь нет, и у него это вполне получалось – его худоба позволяла ему занимать минимум пространства, и только острые колени, обтянутые тёмными школьными брюками, упирались в бардачок, когда он пытался усесться удобнее, ёрзая под насмешливым взглядом Ховарда.
Доминик с удивлением заметил, что в голове не было ничего тягостней, чем мысль о том, что рабочая неделя только начиналась, а впереди было ещё три дня, за которые нужно было успеть едва ли не больше, чем за предыдущий месяц. Ученики ленились, пропуская занятия, отлынивали от работы над проектами, а Ховарду было совершенно плевать – он был занят размышлениями о том, почему Беллами следовал за ним, восхищался им и не отказывался разъяснить некоторые непонятные факты во время прогулки.
Заводя мотор, Ховард принялся разглядывать успевшие нападать на капот листья – жёлтые и серые, – и подумал о том, что никотина в его крови катастрофически мало, ведь он даже не мог вспомнить, когда в последний раз курил; может быть, это было к добру.
Они ехали в тишине, и каждый заполнял её собой, и Доминик понимал, что мог бы вытрясти из Беллами все тайны, если бы только захотел, именно сегодня. Но возникнет ли подобное желание, он не знал, позволяя себе импровизировать, сворачивая с намеченной дороги. Ничем не примечательная улица сменилась промышленной зоной, за которой следовал пустырь, а уже недалеко от него располагался лесопарк, куда Ховард приезжал, чтобы уединиться с собственными мыслями. Здесь редко можно было встретить кого-то ещё, но Мэттью, кажется, и вовсе не переживал по поводу того, что учитель привёз его в безлюдное место.
– Мне нравится гулять в лесу, – подал голос Беллами, и Ховард едва сдержал вздох облегчения.
Он в очередной раз прислушался к себе, пытаясь уловить раздражение от нахождения с собой другого человека, но не ощутил его. У него были все шансы провести день без попыток убедить себя, что общение ему необходимо, потому что их импровизация начиналась прямо сейчас, когда Беллами повернул голову к Доминику и улыбнулся – впервые за время их знакомства, – тут же опуская голову и забираясь ловкими пальцами в сумку с учебными принадлежностями. Если бы не его тёплая куртка, Ховард бы мог заметить, как сильно выпирали его позвонки, и это было видно даже под плотной тканью его рубашки, надетой под верхней одеждой.