Ему было глубоко плевать, что именно вливалось в его горло, – главное, что все эти жидкости обжигали нёбо и горло, спускаясь горячей волной вниз. На пару секунд становилось почти хорошо, далее же следовало повысить градус и перейти на что-нибудь покрепче.
– Знаешь, я даже скуки ради посетил лекцию какого-то уважаемого в узких кругах профессора, он борется за права детей и подростков, не достигших возраста согласия. Первые полчаса он рассказывал о том, как ужасно поступают с детьми разного возраста, и даже подростки не могут избежать подобного, потому что у них, как и у малолетних, нет никаких прав, либо же они не знают о них. У них есть точно такой же страх перед родителями, которые узнают о том, что они делали с кем-то, думая, что их накажут за это. Ещё у них нет свободы, потому что каждый второй подросток, подвергающийся сексуальному домогательству со стороны взрослых мужчин, реже женщин, живёт с теми самыми родителями и существует за их счёт. Стоит ли говорить, сколько в нашей стране честных католиков, а сколько тех, кому вся эта ерунда до фонаря?
Том пожал плечами, продолжив удивлённо смотреть на Доминика, которого так несло только в случае, если они напивались до потери памяти.
– Не стоит, – сказал он только для того, чтобы услышать продолжение.
– Едва ли не половине плевать, где и с кем их дети гуляют, пока у них лучший балл в классе. Почему они начинают бить тревогу только в случае, если их чадо скатывается в школе? В общем, с этой лекции я ушёл почти сразу. В первый же перерыв, чтобы не показаться невежливым. Потому что я не такой, мне не нужны малолетние дети, мне не нужны подростки, мне никто не нужен. У меня нет предпочтений, нет болезней, нет маний. Я просто любил одного единственного подростка, моего Мэттью. И до сих пор люблю.
Остаток вечера они провели в тишине, продолжив потреблять всё, что попадалось под руку и могло сойти за выпивку. Через неделю Том явился вновь – на машине и при параде.
– Сегодня в Доке будет шумно, собирайся.
Доминик закрыл дверь перед его носом, ничего не сказав. С настроением творилось что-то странное. Он не признался бы даже самому себе, что депрессия подкралась вплотную, устроилась рядом и, как старый друг, обхватила своими холодными пальцами, с уверенностью глядя вперёд. Иногда он даже будто бы видел её лицо – бледное и измученное, и брал с неё пример, становясь таким же безжизненным и лишённым всякого даже желания жить.
– Дом, перестань, я тащился через весь город к тебе! Хочешь, я угощу тебя ужином? Никакого алкоголя, я обещаю.
Том громко кричал, не забыв пару раз требовательно пнуть дверь, чем вызвал интерес некоторых соседей. Доминик стоял в прихожей и смотрел в окно: в доме напротив приоткрылась дверь и из неё выглянула престарелая леди, покачала головой и нырнула обратно, а в доме чуть левее кто-то даже не поленился открыть окно, чтобы крикнуть Тому что-то нелицеприятное, потому что в следующее мгновение послышалось:
– Иди на хер! Я пришёл не к тебе.
Губы тронуло подобие улыбки. Пришлось открыть дверь.
– Так холодно, – Кирк ворвался в прихожую, как маленький ураган. – Ты правда собирался оставить меня на улице? Мог бы и предупредить.
– Не собирался, – Доминик пожал плечами.
Он побрёл в сторону кухни, там вовсю кипел чайник; усевшись за стол, заварил чай и, обхватив кружку пальцами, уставился на хлебную крошку, лежащую на противоположном краю стола, словно она была самым увлекательнейшим зрелищем, которое можно вообразить.
– Ты должен что-то делать, Дом, – Кирк сел напротив. – Должен двигаться дальше, как бы избито это ни звучало.
– Должен, – кивок.
– Поезжай куда-нибудь – в Италию, в Испанию, в Бразилию, куда угодно. Можешь смотаться со мной в Мексику, если хочешь, там сейчас куда теплее, чем здесь.
– Поеду, – ещё один кивок, всё так же на автомате.
– Ты не слышишь меня. Наверное, ты даже мысли свои перестал слушать, потому что в них только сожаление, как будто кто-то, мать твою, умер!
– Не умер, – Доминик поднял глаза и уставился на Тома, – на этот раз никто не умер.
– Вот и славно. Сейчас я уйду, а ты примешь душ, ляжешь спать и назавтра решишь, что делать со своей жизнью, чтобы перестать быть таким мудаком.
Прошествовав мимо, Том двинулся в прихожую, недолго там повозился и ушёл.
***
Доминик хорошо знал, что за депрессией неизбежно следовало принятие. Принятие неизбежного. Случившееся до сих пор не укладывалось в голове, хоть и прошло ни много ни мало два с лишним месяца. Он искал ответ совсем не там, где следовало; потерявшись в однообразных буднях, только и делал, что пил и смотрел телевизор, втайне ожидая выходных, чтобы поболтать хоть с кем-нибудь, и этим кем-то всегда был Том Кирк, в конечном счёте лишившись даже его компании.
На следующий день Доминик поднялся в свой кабинет, где давно никто не убирался, и сел за стол. Включил ноутбук, не забыв смахнуть с него толстый слой пыли, и с непривычки даже поморщился – всё его содержимое казалось чужим и непонятным. Сиротливо ютившийся в углу рабочего стола ярлык под названием «Резюме» так же неизбежно, как и всё остальное в его жизни, привлекал внимание и напоминал о том, что неплохо было бы всё-таки найти работу. Хоть какую-нибудь, временную или постоянную, высокооплачиваемую или волонтёрскую. У него был выбор – продолжать двигаться вперёд или застыть на месте, постепенно скатываясь вниз.
Прошерстив кучу сайтов, Доминик наткнулся на вакансию учителя английского. В конце подробного описания школы для трудных подростков с различными проблемами в жизни значилось: «Мы особенно приветствуем отклики от терпимых ко всему людей, включая этническую принадлежность, пол, трансгендерность, возраст, инвалидность, сексуальную ориентацию или религию»
В следующей вакансии было не менее обнадёживающее:
«Мы поддерживаем разнообразие и хотим иметь рабочую силу, которая будет отражать население Лидса. Принимаются заявки от всех, независимо от пола, сексуальной ориентации, расы, религии, семейного статуса или инвалидности»
От пыли слезились глаза и зудело в носу, поиск работы в самом деле становился чем-то сродни подвигу. На этом сайте имелось полно вакансий от школ с половым распределением, особенно от тех, где учились исключительно мальчики и юноши. Сразу откинув подобные предложения, Доминик продолжил пробираться сквозь дебри букв и цифр, ни на чём подолгу не задерживаясь.
Он даже грешным делом подумал о том, чтобы съездить в старую школу и наведаться к мистеру Брикману – тот уж точно не отказался бы взять его, особенно после фиаско с мистером Андерсоном. Доминику даже на какой-то момент стало интересно, что в итоге произошло с этим отвратительным типом, но узнать о его судьбе было негде. Разве что в самом деле отправиться в школу и уже там, подкараулив Мэттью, узнать… как будто Ховарду было бы дело до какого-то Андерсона, если бы ему позволили сказать Беллами хотя бы пару слов.
Всё-таки оставив отклик по пяти вакансиям, Доминик остался доволен собой. Он даже написал об этом Тому, вскоре получив ответ:
«Так держать!»
Решив не останавливаться на достигнутом, он помучил интернет-поисковик, выдавший множество интересных результатов на его запрос. Если верить карте, то поблизости находилось пять офисов продаж туров в тёплые страны, и, выбрав два, Доминик выписал адреса на листок. Он не был уверен, хочет ли куда-нибудь поехать, ведь путешествия приносили удовольствие только в том случае, если их можно было с кем-то разделить, или на крайний случай – кому-нибудь рассказать о поездке после.