Судя по всему, брата приняли с поличным у портового барыги. Тот продался властям, откупившись от срока предложением сдать вместо себя рыбу покрупнее, а та самая рыба, последовав примеру гнилого скупщика краденого, обменял свою свободу на родного брата.
После стыковки, вместо того чтобы подняться на борт «Чёрной жемчужины», старший брат отправился в трюм, из которого следом за этим вышли королевские гвардейцы. Они без предупреждения открыли огонь по членам команды и по самому капитану.
Эландрэ сразу понял, что «Чёрная жемчужина» обречена, раздавлена вероломным добытчиком ценных камней. В его голове тогда была лишь одна мысль: отомстить перед своим падением.
Заняв оборону за мачтой, морской волк отстреливался от гвардейцев, уходя вглубь палубы, старался заманить их на борт своего корабля. Когда, по его мнению, подавляющее большинство королевских воителей ступило на палубу «Чёрной жемчужины», Эландрэ спустился по лестнице в воду.
Нырнув и подплыв под килем «Свежего ветра», он вынырнул с другой стороны и поднялся на борт со стороны кормы. Эландрэ проскользнул в трюм и поспешил в каюту брата.
— Ты предпочел жизнь предателя смерти? — выкрикнул Эландрэ, высаживая ногой дверь.
— А ты бы поступил иначе? — Брат, словно его отражение в зеркале, на год старший, стоя перед ним и смотрел в глаза, заявляя это.
«Если я и смотрю в зеркало, то по ту сторону вижу ад, — скривился Эландрэ. — Это не мое отражение, это не мой брат, это подлая гиена, притворившаяся волком».
Эландрэ кинулся на брата. Тот ловко уходил от большей части ударов, но пару раз получил по своей гиеньей морде. Эландрэ тоже поймал пару раз предательский кулак.
Когда наконец старший брат выбился из сил, младший сказал:
— Хочешь быть настоящим пиратом, про которого будут слагать баллады? Хорошо. А знаешь, какой внешней особенностью славятся бравые Бармалеи из песен, которыми только деток пугать?
Эландрэ с размаху впился пальцами левой руки в глаз своего брата и вырвал его вместе с корешками нервов и сосудов. Капитан «Свежего ветра», вопя от боли и ярости, держа левую руку на глазнице, из которой кровь лилась ручьём, выхватил из ножен скимитар и резким взмахом отсёк младшему брату руку.
Эландрэ издал вопль тише братского, но это не утешило его самолюбия. Прикрыв правой рукой рану, фонтанирующую кровью в такт ударам сердца, он думал о том, что руку можно будет пришить. Главное сначала пришить паршивую тварь, что отсекла ему её.
Не тут-то было. Ворвавшиеся на вопль королевские гвардейцы схватили Эландрэ. Старшему братцу никто помогать не стал, но и на просьбы младшего забрать руку, королевские бойцы были глухи.
— Она теперь моя! — выкрикнул превозмогающий боль старший брат, когда Эландрэ уводили.
Позже, когда его уже доставили в Мулсатор и осудили, Эландрэ узнал о том, что его корабль потопили, команда сражалась до последнего, и никто не выжил. Брат на «Свежем ветре» смог уйти из Огненного моря дальше в океан, а о судьбе Ауд и «Последнего поцелуя» известий не было.
Так в один день Эландрэ лишился руки, свободы и старшего брата. Вместо них обретя лёд в сердце, тьму в душе, и ветер в том месте, где раньше были остатки сострадания.
Как и думал Эландрэ, после того, как в его полусилах перестали нуждаться на острове с новой шахтой, его перевезли на другой. Разместили в бараке, где уже теснились около двухсот осужденных. Привезли бывшего пирата поздно ночью, когда все спали, разместили во втором от взлётки ряду, на нижнем ярусе двухэтажной кровати. Верхняя койка пустовала, на соседних храпели заключённые, уморившиеся после дня работ в шахте.
Утро предстояло воскресное, а этот день недели был выходным даже здесь. Сходив на завтрак и утренний развод, не привлекая к себе ненужного внимания, Эландрэ мог до обеда прогуливаться по дворику. Весьма просторную площадку окружали стены из кирпича, здания других бараков и несколько домикомв здешних стражей.
Морской волк присматривался к местным, вычислял лидеров здешних группировок, сук, мужиков и опущенных. Его внимание внезапно привлёк бреющий наголо голову, слегка располневший тип, на вид не старше тридцати лет. Его едва пробивающийся ежик волос неестественно отливал в тусклых лучах солнца пурпуром и серебром. Белки глаз, ещё более странные, были ярко-фиалковыми, как водопады переходили в темную бездну зрачка. Кожа выглядела бледной, как слоновая кость, казалась тонкой, как паутина. Через неё проглядывали множественные жилки, от едва голубых до иссиня-чёрных. Этот странный тип читал книгу, сидя на скамье в углу двора в одиночестве. Никто из заключённых даже близко не подходил к нему.