— Изыди, дьявол. В церковь божию с оружием не ходят. — Видя, что сбежалась чуть ли не вся деревня, поп разошелся еще больше: — Поглядите, православные, что большевики делают. Осквернить хотят храм божий. Не пущу-у-у! — заревел поп и, схватив лежавшую рядом с поленницей нераспиленную сосенку чуть ли не трехаршинной длины, пошел на красноармейцев.
— Так их, батюшка!
— Давай поучи их бревном, коли слова божьего не разумеют.
— Попробуй-ка еще разок, батюшка, крой их по матушке!
Люди хватались за животы, глядя, как поп, размахивая бревном, теснит пятерых вооруженных людей.
Пришлось Калехмайнену с красноармейцами уйти ни с чем. Весь багровый от стыда, он махнул бойцам, чтобы они шли к себе, а сам пошагал к своей избушке. Поп торжествующе смеялся им вслед.
Небо было плотно обложено тучами, и сумерки наступили раньше обычного. Пошел опять дождь, потом повалил мокрый снег. Ночь и снег окутали деревню такой плотной пеленой, что за двадцать шагов не видно было даже слабого света деревенских окошек.
Снег шел всю ночь. Утром, едва Калехмайнен успел подняться с постели, вдруг раздался стук в дверь. На крыльце стоял поп, весь облепленный снегом.
— Ну что? — сухо спросил Калехмайнен.
— По делу я, — сказал поп. — Впусти.
Калехмайнен зажег лучину. Поп отряхнул с себя снег у порога, осенил себя крестом и подошел к столу.
— Я слушаю, — сказал Калехмайнен, не садясь.
— Вечером, кажется, я погорячился слишком, — заговорил поп, виновато улыбаясь. — Ты зла не таи, сыне. Нрав у меня такой, крутой. Да и обязанность тоже имею. Я, конечно, понимаю вас. У вас свои обязанности. А я обязан глядеть, чтобы в храм господний с оружием не входили. В храм божий можно приходить токмо с богом в мыслях. Церковь стоит превыше всякой политики…
— Вы по какому делу пришли?
— В храм божий надобно входить со смирением да с раскаянием, — продолжал поп. — Ежели вы пришли бы без ружей, я бы впустил вас. К богу может прийти каждый…
— Насчет бога… Теперь богом всякие дела прикрывают.
— Я пришел сказать, что ежели вы не верите слуге божьему, то приходите и поглядите. Пойдем со мной.
Калехмайнен оделся, хотел взять револьвер, но поп воспротивился:.
— Оставь оружие, а то… а то мне опять придется за бревно взяться, — пошутил он.
В церкви было холодно, чисто и тихо. Поп сам показал Калехмайнену все закоулки и поднялся с ним даже в звонницу. Калехмайнен осмотрел внимательно все, но ничего подозрительного не обнаружил. Нигде не было даже признака, что здесь хранилась мука.
— Ну что ж… Теперь все по-честному, — сказал Калехмайнен. — Придется мне извиниться за вчерашнее. Надо было вчера дело решить миром. Но время теперь такое… И у каждого свои обязанности.
— Я понимаю, понимаю, — соглашался поп.
Запирая церковь на замок, поп спросил, зевая:
— А кто это вас надоумил идти с обыском в церковь?
— Никто, — Калехмайнен насторожился. — Почему вы спросили об этом?
— Просто так. Люди теперь всякими кляузами занимаются. Даже своему духовному пастырю не верят.
— Пастыри тоже всякие бывают. А что до обыска, то мне пришло в голову…
Больше на эту тему поп не хотел говорить. Он попросил Калехмайнена помочь ему:
— Одним словом божьим и поп сыт не будет. Нельзя ли немного мучицы выделить?
— Ладно, я поговорю, — пообещал Калехмайнен.
Калехмайнен выполнил свое обещание: по его просьбе попу выдали паек муки.
Через несколько дней Калехмайнен узнал, что одноглазый охотник покинул родную деревню и ушел на железную дорогу.
Через несколько месяцев, уже весной, когда начал таять снег, одноглазого охотника нашли убитым в лесу, верстах в пяти от деревни. Он лежал ничком. Убит он был выстрелом в затылок. Тогда же, расследованием этого дела было установлено, что случилось это в ту осеннюю ночь…
То ли бог, то ли дьявол помог тогда киймасярвскому попу. Когда повалил снег и деревня заснула, у церкви собралось с десяток мужиков да баб. Пригнали лошадей с санями, и мужики начали торопливо выносить из церкви кули с мукой. Батюшка опять имел возможность показать свою недюжинную силу, он таскал по два куля сразу. Всего в церкви оказалось кулей двадцать муки. Когда последний воз с мукой скрылся в темноте, женщины тщательно вымыли комнатку за алтарем, где хранилась мука. Поп сам, зажав лучину в зубах, облазил все углы и остался доволен: нигде не было даже следа от муки. Женщины тоже ушли довольные — батюшка за труды вознаградил их, разделив между ними куль муки.
Но расследованием этой истории занимался уже не Калехмайнен.