— Где ему сопротивляться. Весь дрожал от страха.
— М-м-меня, м-м-м… — Бандит силился что-то сказать. — Меня взяли… заставили… я не сам…
Липкину показалось, что он где-то видел этого низкорослого, широкоплечего рыжего парня с маленькими бегающими глазами. Пленный взглянул на Липкина и оживился:
— Оссиппа! Не узнаешь разве? Я из Совтуниеми.
— Уж не сын ли ты Евсеева Степаны?
— Он самый. Меня Суавой зовут. А в деревне больше все называют по отцу да по деду. Ты скажи ему, — Суава показал на Самойлова, — что я ни в чем не виноват, я ничего плохого не делал. Меня силком в бандиты взяли. Я не хотел. А они хотели шомполами бить, вот я и пошел. Думал — сбегу к своим. Все думку такую таил, чтоб сбежать от них. Ты скажи ему… Я сам рад, что попал сюда. Не хотел я быть в банде… Самойлов велел увести пленного.
— Потом разберемся.
Но Суава еще хотел сказать что-то.
— Погодите. Ты скажи ему, Оссиппа, что я всегда был за Советскую власть. Отец последним с народом делился. А ежели отец в чем виноват, так я не ответчик за него. Ты скажи ему. Я ведь не раз говорил отцу: не обижай бедных, не гонись за добром. Ведь Советская власть-то родная нам, своя… А ежели кто обо мне плохое говорит — не верьте тому. Наговаривают со зла. Это все бандиты. От них люди врать учатся да друг на друга наговаривать.
— Скажи, ты был в том отряде, что приходил в Юмюярви? — спросил Липкин.
— Куда же денешься. Я не хотел идти, а меня они прикладом… Да шомполов грозились всыпать. А я ничего там плохого не делал. А-вой, что там бандиты творили! Я ничего…
Самойлов махнул рукой, и бандита увели.
— Я ни одному его слову не верю, — сказал Липкин. — Его отец — самый настоящий живодер. Советскую власть люто ненавидит, ох как ненавидит.
— Отец отцом. А сын тут ни при чем.
— Яблоко от яблони недалеко падает. Одна кровь… Да и воспитание…
— Одна кровь, говоришь? Вот Рийко Антипов приходил. А ты знаешь, что это его брат пырнул ножом Михаила Петровича?
— Знаю.
— Но разве может брат отвечать за брата? Нет, конечно. Рийко — славный парень. Только горяч немного.
Со всем, что Самойлов говорил о Рийко, Липкин был согласен. Ну, а что касается этого рыжего Суавы, пусть Самойлов разбирается, в отца или не в отца сынок Степаны Евсеева пошел.
— Рийко не знает, да и незачем ему знать, что, его брат чуть не зарезал Михаила Петровича, — сказал Самойлов. — А что касается пленных… Большинство из них оказалось в рядах белых не по своей воле. Так? Но есть среди них и отъявленные враги. С каждым надо тщательно разобраться. Это, конечно, наше дело, и не для этого я вызвал тебя. Пригласил я тебя вот почему. Эти люди не имеют ни малейшего представления о целях и задачах Советской власти и Карельской Трудовой Коммуны. Они напичканы одной белой пропагандой. Короче говоря, у тебя не найдется времени выступить перед ними и рассказать о Втором Всекарельском съезде Советов, о положении в Карелии?
— Дай-ка закурить. Время-то найдется, и рассказать, конечно, надо. Но… я вот все думаю, что надо бы больше бывать в деревнях, в глубинке. Ведь вовсю орудуют белые агитаторы. А мы что? Мы — молчим. Вот в чем главное упущение нашей пропаганды. Конечно, лекций и различных докладов мы устраиваем много. Но где? Все там, куда легче добраться. Вот и получается — друг дружку агитируем. Конечно, я преувеличиваю, но доля истины в этом имеется.
Липкин, разумеется, понимал, что коммунисты и советские активисты не только друг друга агитируют за Советскую власть, как он иногда говорил. Знал он, что в отдаленных деревнях проводятся еще и сходы, организованные агентами белых, но бывают и другие собрания. Правда, проходят они часто стихийно, и нет во многих местах коммунистов или беспартийных активистов, чтобы могли разъяснить людям обстановку. Народ в таежных деревнях еще смутно представляет, что такое социализм, но что такое капитализм, ему пришлось уже познать, да и еще приходится познавать на собственном опыте, потому люди и снаряжают ходоков к Советской власти, просят помочь, что бы там ни обещали им белые на своих собраниях. Липкин захватил с собой целую кипу резолюций и обращений, поступивших в ревком, чтобы показать их Самойлову.
«Мы выражаем протест против разбойничьего похода, предпринятого капиталистами Финляндии с целью захвата Карелии. Мы просим правительство революционной России и Карельской Трудовой Коммуны принять все необходимые меры для ликвидации бандитов и для сохранения мира и безопасности карельского народа…»
«…Мы хорошо знаем, чего хочет белая Финляндия: ей нужны лесные богатства Карелии, ей хочется превратить Карелию в свою колонию…»