После ухода Пааволы командиром группы назначили Васселея. Получив приказ, он махнул лишь рукой — теперь уже все равно…
Вернувшись с позиций, мужики стали допытываться у него:
— Ну-ка, командир, объясни нам обстановку.
— Хотите, я вам расскажу сказку? Жили-были старик и старуха. И был у них сын. Пошел он по свету. Идет и видит, три дороги перед ним. Стоит и не знает, по какой идти. А птичка ему пропела: «По одной дороге пойдешь — смерть свою найдешь, по другой отправишься — с головой своей расстанешься, ну а коли по третьей потопаешь — приведет она тебя прямо на тот свет, чертям на обед». Вот и наша сказка вся. Давайте спать. Утро вечера мудренее.
Озябшее желтое солнце висело над сугробами, по которым неслась гонимая ветром пороша. Казалось, от непрерывного треска пулеметов, которые, отойдя от сковывавшего их холода, наконец разгорячились, пороша все больше разыгрывалась, расходилась: она то окутывала цепи наступающих красных густой пеленой крутящегося снега, то срывала эту пелену, открывая их летящей навстречу смерти…
— За свободу Карелии! — был клич наступающих.
— За свободу Карелии! — был приказ тем, кто оборонял Коккосалми.
А Карелия, словно красавица, за которую шел горячий спор, подзадоривала и дразнила, кружась в быстром вьюжном танце в желтых блестках зимнего солнца: «А ну, ребята, чья возьмет?»
Цепи наступающих редели на глазах, но красные упрямо продвигались вперед и были уже уверены, что, несмотря на потери, они дойдут и ворвутся на высоту. Вдруг подобно внезапному тяжелому удару последовал приказ отступать. Приказ есть приказ, и его надо выполнять, как бы тяжело на душе ни было. Все придется начать сначала, деревню все равно надо взять… Отступление красных было неожиданностью и для белых. Но вскоре стали известны причины их поспешного отхода: во время боя командир белого батальона Янне Лиэху послал отряд лыжников в тыл красным, которым пришлось поэтому отойти и вступить в бой с ударившими с тыла лыжниками.
Янне Лиэху было приказано удержать Коккосалми любой ценой, чтобы красные не перекрыли путь отступления в Финляндию войскам мятежников и тысячам беженцев. Угоняя в Финляндию женщин, детей и стариков, главари мятежа убивали нескольких зайцев. Беженцы в Финляндии — дешевая рабочая сила, используя которую можно снизить заработную плату финским рабочим. Беженцы были находкой для пропаганды об ужасах большевизма. Беженцы могли стать своего рода заложниками, спекулируя на которых можно предъявлять Советам территориальные требования. Среди беженцев велась антисоветская пропаганда, из них готовили новых солдат для новых набегов на Карелию. Кроме того, эти женщины, старики, дети служили верной гарантией того, что солдаты-карелы проявят покорность и среди них окажется немного таких, кто при малейшей возможности перебежит к красным.
…Рийко потерял счет атакам. Ему казалось, что эти дни были сплошной, непрерывной атакой с небольшими передышками. Иногда они отходили почти да самой Кестеньги или останавливались в лесу, отдыхали час-другой у костров в чаще леса, потом их будили, и они снова шли штурмовать Коккосалми. Однажды, ползя по глубокому снегу к позициям белых, он заснул на ходу… Наверно, он спал с полминуты. Оглянувшись, он увидел, что все это время продолжал ползти вместе с другими.
Перед атакой должна была быть артподготовка, но батарея молчала — замки опять замерзли.
Вдруг огонь со стороны деревни прекратился. Что же там случилось?
— Я залезу на дерево. Посмотрю, — сказал Рийко командиру взвода, показав на одиночное дерево, возвышающееся на островке среди болота.
Командир заколебался, Дерево хорошо видно со стороны противника. Наблюдателя, конечно, заметят. Но все же разрешил, приказав открыть по позициям белых такой пулеметный огонь, чтобы нельзя было поднять головы от земли.
— Они драпают! — крикнул Рийко с дерева.
Из деревни бежали группами мятежники.
…Янне Лиэху приказал прекратить огонь, чтобы подпустить красных поближе. Красные, наоборот, все усиливали огонь. В воздухе стоял непрерывный свист, в окопы падали ветки и куски коры, срезанные пулями с растущих на высоте сосен. Несколько солдат, не выдержав такого огня, поползли в тыл.
— Куда, перкеле? — закричал Лиэху.