Пока копали окопы в глубоком снегу, мороз не чувствовался. Наоборот, даже пот прошиб. Но зато когда окопались и заняли позиции, стужа показалась невыносимой. Перестрелка в деревне то усиливалась, то затихала, порой доносились пулеметные очереди. Потом стрельба стала отдаляться куда-то на запад. Сидевшие в окопах забеспокоились, как бы им одним не пришлось отбивать атаку красных. Командир роты подозвал Васселея и велел ему, отобрав группу солдат, сходить в штаб и выяснить обстановку.
— Так точно, — ответил Васселей. — Мы скажем там, что мы уходим с позиций.
— Нет, этого они нам не разрешат.
— Мы у них не будем спрашивать разрешения. Лишь доложим, что уходим. И все.
Желающих идти с Васселеем сообщить начальству, что рота покидает позиции, было много. Васселей отобрал пятнадцать человек. Кириля, правда, беспокоился. «Стоит ли ходить докладывать? Вдруг расстреляют? Давайте уйдем, и все», — предлагал он.
Капитана Куйсму, командовавшего обороной Тийро, Васселей знал с восемнадцатого года, когда тот, сменив подполковника Малма, встал во главе вторгнувшегося в Карелию экспедиционного отряда белофиннов. Да, незавидная судьба у этого капитана. Одни командуют, наступлением, а как бежать, так его ставят командиром.
Васселей отправился разыскивать капитана. Они шли по дороге, ведущей в Финляндию. Вдруг путь им преградили солдаты, залегшие цепью поперек дороги:
— Назад! Или откроем огонь!
— Не откроете! — спокойно ответил Васселей, ведя свою группу прямо на заслон. — Нам нужен капитан Куйсма. Где он?
— Пароль?
— Идите к черту со своим паролем. Какого дьявола вы тут в тылу воюете? Ступайте на передовую.
Васселей говорил столь повелительным тоном, что командир заслона принял его за какую-то шишку из высшего начальства. Группу пропустили.
Капитана Куйсму нашли в палатке, установленной в стороне от дороги.
— Ба, старый знакомый! — Капитан отложил донесение, которое читал, и протянул Васселею руку.
— Господин капитан! — доложил Васселей. — От имени третьей роты первого батальона Северного полка мы имеем честь поставить вас в известность о том, что рота уходит с позиций на правом фланге.
— Значит, вы имеете честь дать стрекача?
— Через пять минут после нашего возвращения на позиции на правом фланге никого не останется.
— Ох и торопитесь вы сесть на шею финского народа! Будет же мороки с вами…
— Господин капитан, — заметил Васселей, — от нас мороки будет куда меньше, чем от вас карелам. Мы не задержимся на позициях ни секунды!
Палатка была низкая, и когда капитан вскочил, он напомнил боксера, пригнувшегося для нанесения удара противнику.
— Давайте винтовку! Немедленно!
Рука капитана потянулась к маузеру.
— Ребята, требуются винтовки! — крикнул Васселей.
В прорезь палатки просунулось тотчас несколько стволов, и капитан снял руку с кобуры маузера.
— Убирайтесь к дьяволу!
Но тут на правом фланге началась перестрелка, и Васселей поспешно повел свою группу обратно.
— Зачем нам туда идти? — проворчал кто-то.
— Они нас ждут, — резко ответил Васселей. — И мы их не оставим.
До окопов они не успели дойти. Вся рота, сбившись беспорядочной толпой, шла им навстречу. Финские солдаты, оцепившие дорогу, попытались остановить отступающих. Тогда рота открыла огонь, правда не в солдат, а над головами их. Торопливо скользя на лыжах по дороге и по обе стороны от нее, отступающие прошли через заслон. Им приказывали остановиться, но в ответ неслось:
— Хватит с нас!
— Воюйте сами!
— Черт с ней, с этой деревушкой. Если всю Карелию потеряли, так пусть и Тийро пропадает.
Так они оставили последнюю карельскую деревню. Впереди их ждала чужая земля, чужая жизнь.
Светила луна. На затвердевшем от метелей и морозов снегу чернели причудливые тени. Над лыжней свешивались под тяжестью снега ветви деревьев. Васселей сошел с лыжни и присел на поваленное бурей дерево.
Дальше он не пойдет. То, что недавно еще словно тлело в его душе подобно смутному желанию, стало теперь твердым и ясным решением.