Москва, Кремль, 30 апреля 1923 г.»
Липкин пробежал глазами постановление еще раз с начала до конца и задумался.
— Что скажешь? — спросил Гюллинг.
— Я думаю о карелах, оказавшихся там не по своей воле. Одних обманули, других силой угнали. Я знаю много таких семей. Представляю, как они будут счастливы, вернувшись домой…
Липкин встал и заходил по комнате.
— Теперь нам надо обсудить практическую сторону дела, — сказал Гюллинг и жестом руки пригласил Липкина сесть. — Как, по-твоему, все это будет происходить?
— Сперва надо, чтобы об амнистии узнали беженцы там, в Финляндии.
— Так. Дальше.
— Дальше? А потом они начнут возвращаться. Мы здесь должны помочь им. Им же придется начинать жизнь заново. У многих дома сожжены…
— Помочь, разумеется, надо. А что делать там, в Финляндии?
— Там? Пусть наше постпредство договорится с финскими властями. Впрочем, я в этих делах не разбираюсь, что и как… Другое дело — здесь. Что касается помощи и прочих мероприятий у нас, то я готов. Если я чем-то могу быть полезен, я в вашем распоряжении. Наверно, потому меня и вызвали?
— В Финляндии все обстоит гораздо сложнее, — улыбнулся Гюллинг. — Мы должны послать туда официального представителя, который от имени Советского правительства будет принимать заявление от желающих вернуться, договариваться с финскими властями о местах перехода через границу, давать советы и разъяснения беженцам, бороться с буржуазной пропагандой, пытающейся запугать людей и заставить их отказаться от возвращения на родину… Как ты полагаешь?
— Наверно, так и надо сделать. А мы здесь со своей стороны…
Гюллинг продолжал развивать свою мысль:
— Послать туда надо человека, владеющего языками карельским, финским, русским. Так?
— Наверно, так. А мы здесь…
— Словом, мы должны найти дипломата-карела. Так?
— Наверно, он найдется. Есть же и образованные карелы.
— А если мы его уже нашли?
Гюллинг лукаво усмехнулся, и только теперь у Оссиппы мелькнула смутная догадка.
— Кого вы имеете в виду?
— Тебя.
— Что-о?
— Да, тебя.
— Меня?!
Много всяких неожиданных поворотов было в жизни Липкина. Но такого он не ожидал.
— Я вчера намекал, — напомнил Гюллинг.
— Вы же говорили в шутку. Вы серьезно? А не будет ли тут допущена ошибка? Большая политическая ошибка.
— Ошибка? — Гюллинг засмеялся. — Да еще и политическая. Даже большая политическая ошибка. Это почему же?
— Кто я такой? Малограмотный сын неграмотного карела. Что я умею? Умею драться за Советскую власть. И все. Еще умею ругаться. А драться и ругаться вроде не к лицу официальному представителю большого государства. Ежели в деревне что не так — мужики помогут советом. А с буржуями так нельзя.
— Там, за границей, тоже надо драться с буржуазией. Только формы борьбы иные. Дипломатия во все времена была ожесточенной борьбой. Вот идет человек, который лучше меня разбирается в этих делах.
В дверях стоял Сантери Нуортева.
Липкин знал, что финский коммунист Нуортева заведует скандинавским отделом Наркомата иностранных дел Советской республики. Нуортева был представителем Советского правительства в Америке, потом в Англии, отстаивая интересы Советского государства в этих странах, когда с ними еще не было и дипломатических отношений.
Широко улыбаясь, Нуортева подошел к столу. В обеих руках он нес какие-то свертки.
Сложив свертки на стол, Нуортева поздоровался с Гюллингом и Липкиным за руку, поздравил их с праздником и сел в кресло, обмахивая круглое лицо платком.
— Ну и теплынь! Даже вспотел.
Отдышавшись, он развернул один из свертков. В нем оказалась бутылка коньяка.
— Кажется, праздник не сегодня, а завтра, — улыбнулся Гюллинг.
— Как говорится, не оставляй на завтра то, что можешь выпить сегодня, — отпарировал Нуортева. — Эдвард, ты уже сообщил Оссиппе о нашем решении? Давай, Оссиппа, будем сегодня на «ты». Эдвард, конечно, сразу же стал тебе чертей малевать, верно, Оссиппа? Открывая дверь, я слышал: «…самой ожесточенной борьбой». Ты его не слушай. Это такой человек — сам ничего не боится, потому и любит на других страх нагонять. Он, наверно, буржуев изобразил прямо-таки чертями рогатыми. Чепуха! Никаких рогов у них нет, зато строить козни да крючки подставлять — тут они сущие дьяволы. Но приемы у них старые. Если знаешь их, то справиться с ними нетрудно…