Им было совсем не страшно. Испугались они, когда кто-то начал дергать дверь. Кто-то скребся на крыльце, дергал дверь. Пекка и Натси старались разглядеть в окошко, что за зверь пытается ворваться в дом и съесть их, но стекла заросли толстым слоем льда и ничего не было видно. Тогда они забрались на печь, забились в угол и зарылись в тряпье.
Дверь скрипнула, и кто-то вошел в избу.
— Есть тут живые кто-нибудь?
— Мы здесь! — Пекка и Натси обрадовались, услышав голос Окахвиэ.
— А-вой-вой! Чего же это вы ко мне не пришли?
Окахвиэ затопила печь, сварила уху из сущика. Как в старые добрые времена, в избе опять пылал камелек.
Шесть дней пролетели незаметно.
Ярко светила луна. Вдруг с зимника донеслось поскрипывание полозьев и фырканье лошади. Дети бросились к окну. Кто же это едет к ним на лошади? Проваливаясь в глубоком снегу, лошадь приближалась к дому. Пекка и Натси выбежали на крыльцо.
— Мама!
— Вот, дети, наша лошадь. Советская власть дала.
Своя лошадь!
Лошадь была низкорослая, вороной масти. Только голова была у нее большая. Она тыкалась мягкими губами в ладони Пекки.
— А чем мы ее будем кормить?
— Есть чем кормить. Все у нас теперь есть, — сказала мать.
Воз был большой. В санях было и сено, и мешок овса, и мука была. В мамином кошеле оказались баранки, сахар, чай. В этот вечер в доме Онтиппы был настоящий праздник.
А через неделю приехал дядя Рийко. И не один приехал, а с тетей Верой.
— Встречай, Анни, невестку, — сказал он. — Будь ей и матерью, и сестрой, и подружкой. Весной я вернусь насовсем.
Дядя Рийко уехал, а тетя Вера осталась. Она была красивая и робкая. В каждом деле она спрашивала совета у мамы. Она умела все делать, только в чужом доме ей все было непривычно. Потом тетя Вера куда-то уехала и через три дня вернулась с коровой. В доме Онтиппы опять жизнь забила ключом. Жизнь была всюду — в избе, в хлеву, в конюшне, на дворе.
Весной дядя Рийко вернулся домой. Он уже был не военный, хотя и ходил в военной форме. Он сразу занялся хозяйством. Наточил топоры, пилы, начал подправлять избу. Починил и крышу хлева. Тетя Вера и мать чинили сети. Скоро сойдет лед, и они станут ловить рыбу.
Рыбы в тот год было много. Особенно хорошо ловилась щука в устье ручья на другой стороне озера. Взяв с собой детей, Анни поехала туда ставить сети.
Навстречу по озеру гнали плоты с лесом. Деревня строилась. На месте сожженных изб поднимались новые срубы. На пригорке заложили новую школу. Издали, с озера, новые срубы казались среди старых потемневших изб яркими, светло-желтыми пятнами.
А на самом конце мыса, прикрывая собой молодой сосняк, по-прежнему росли три старые кряжистые сосны. Искривленные, выросшие на ветрах и морозах, одна с обломленной вершиной, они стояли всем бурям наперекор. И нет на свете бури, что смогла бы сломить их. Это — карельские сосны, которые в силах выдержать любое ненастье. А когда придет время умереть, они умрут стоя, уступив свое место молодым стройным деревьям, поднявшимся вокруг них.
Таковы мы, карелы.
1964—1969