— Слушай, служивый, а что ты сделаешь со своим однополчанином, если он тягу даст? Неужто стрелять будешь? — спросил Васселей.
— А ты попробуй. Тоже мне, однополчанин нашелся… — и красноармеец выматерился.
— Не буду пробовать. Так поверю.
— Так-то и лучше будет.
Намокшая одежда подсыхала, и тело под ней начало зудеть. Сунув руку под рубаху, Васселей вдруг обнаружил, что красноармейцы не догадались отнять у него спрятанный под брючным поясом финский нож.
— Погоди, — послышалось позади.
Васселей оглянулся. Конвоир стоял, свертывая козью ножку. Револьвер неуклюже торчал под мышкой, а винтовка висела на ремне. Свернув цигарку, красноармеец сел на камень и закурил. Васселею он махнул рукой: садись, мол…
— Гляжу я на тебя, паря, и никак в толк не возьму. — Голос красноармейца стал мягче. — Вот ты карел, а шпионить пришел в Карелию. И чего ради? Мы с тобой, паря, вместе воевали, германца били. Потом супротив нас мировой империализм попер. А ты, выходит, шкуру продал? За что — не пойму. За деньги, что ли? Неужели солдат может продаться за деньги? На буржуя ты вроде не похож…
— А я хотел жить в мире.
— Верю, паря, верю, — красноармеец засмеялся. — Попался — и мира сразу захотелось.
— Что со мной будет, как полагаешь? — спросил, помолчав, Васселей.
— Это ты серьезно спрашиваешь? — Красноармеец испытующе взглянул на Васселея. — Ну ежели я скажу, мол, тебя пожурим чуток, дескать, нехорошо, паря, шпионить, а потом отпустим с миром, — ты ведь не по веришь?
— Не поверю.
— То-то и оно.
Это «то-то и оно» — прозвучало как приговор.
— Дай закурить, — хриплым голосом попросил Васселей.
Красноармеец протянул кисет. Васселей поднялся и подошел к нему. Конвоир дал прикурить. Хотя и не было ветра, но прикурить никак не удавалось. И тут-то подобно вспышке пламени мелькнула мысль у Васселея, что если у него и есть еще возможность спастись, то только сейчас. Красноармеец не заметил, как сверкнул нож. Выронив кисет и револьвер, он схватился двумя руками за грудь, опаленную нестерпимой болью, и рухнул навзничь на мокрый мох. Васселей схватил свой рюкзак, револьвер, винтовку конвоира и бросился бежать.
Усталость, только что валившая его с ног, сменилась бешеным приливом сил. Васселей пробежал через бор и, не замечая, как сучья царапают лицо и рвут одежду, начал продираться через густой ельник. Потом он бежал по болоту, потом по острым камням. Он бежал, словно человек, которого он ударил ножом, гнался за ним по пятам. Винтовка мешала бежать, и он бросил ее в болото. Нет, его гнал не страх перед преследователями. Ведь у него же был револьвер, и если кто-то погнался бы за ним, он бы не растерялся. Он бежал от самого себя, от того, что он сделал. Человек, с которым он воевал на одном фронте, протянул ему свой кисет, а он убил его… Убил! Васселей бежал до тех пор, пока не споткнулся и не упал. Подняться он уже был не в силах.
Очнулся он от холода. Солнце скрылось за лесом, наступала ночь. Васселей схватил револьвер, осмотрел рюкзак. Его дорожные припасы: карта, пакет — все на месте. Все было опять при нем, как и утром. А может быть, ему только приснился дурной сон? Может, ничего и не было? Ох, если бы это был сон. Но на лезвии ножа осталась засохшая кровь.
Васселей поднялся и побрел вперед. Он даже забыл поесть. Он шел и шел, не думая, куда идет. Здесь, в глухой чаще, не было никаких дорог, но Васселей был словно на перепутье. Три дороги лежали перед ним. Какую из них выбрать? Пойти ли на восток, в Тунгуду, или на север, домой. А может, повернуть обратно на запад, в Финляндию?..
Солнце светило сзади, и впереди Васселея шла длинная черная тень. Он хотел идти быстрей, а тень все время опережала его. Лучше всего было вернуться обратно, но возвращаться в Финляндию через Реболы он тоже не мог, для него граница теперь была на замке. Но куда-то надо было направиться…
Васселей сел под большим кустом можжевельника и достал карту. Деревень в этих местах было мало, и разделяли их многие десятки километров бездорожья. Таккинен подробно перечислил, сколько в какой деревне красноармейцев и милиции. Взгляд Васселея остановился на деревне Юнтуойоки. Деревня лежит в стороне от дороги; по словам Таккинена, красноармейцев там не должно быть. Может быть, направиться туда, посмотреть, что и как там, а затем уже решать, куда податься…
…До деревни оставалось верст десять, как вдруг Васселей уловил в лесу запах дыма. Укрываясь за деревьями, он спускался по отлогой горе. Впереди была болотистая, заросшая густым ельником низина. Посередине зарослей подобно островку скрывалось небольшое сухое возвышение, где росли огромные вековые ели. Дым шел с этого островка. Вскоре Васселей увидел крышу низкой замшелой избушки. Перед избушкой сидел мужичонка в рваном пиджаке и что-то строгал ножом.