— Тунгуда поднимается против Советов, — сообщил он Юрки. — Там признают лишь ваше правительство.
— «Ваше правительство»… Как будто ты не за это правительство… Или ты уже не карел?
— Давай не будем о том, кто карел, кто нет.
— Давай не будем. Но кто бы я ни был, я твои речи слушать не хочу. Смотри, у тебя кипит.
Васселей снял котелок с огня, высыпал туда остатки крупы.
Наконец он не выдержал и спросил у Юрки о том, что давно вертелось на языке:
— О Мийтрее-пустомеле ты что-нибудь слышал?
— Люди говорили, будто видели его в лесу. В деревню он не заходил, — пояснил Юрки.
— Не к красным ли он пробирался?
— Куда же ему еще идти? Не к вам же…
— Слушай, Юрки. — Губы Васселея задрожали. — Если ты мне начнешь, тут о Мийтрее… Так я… так мы с тобой врагами сделаемся на веки вечные. Понял?
— Да мы и так что враги.
— Ты тоже, видно, не из красных, раз бежишь от них. Чего ты на меня волком глядишь? Дорожка у нас с тобой одна.
Юрки вскочил и схватил свой кошель.
— Слушай, ты… Нет, дорожка у нас не одна. Слышишь, не одна…
И он пошел от костра, не оглядываясь.
У Юрки мелькнула мысль, что Васселею ничего не стоит послать ему вдогонку пулю.
Но Васселею даже в голову не пришло стрелять вслед Юрки. Никакой неприязни у Васселея к Юрки не было. Когда-то в молодости они вместе работали на сплаве, а когда жители соседних деревень сходились на праздник, который у каждой деревни был свой, они вместе с Юрки плясали кадриль и играли в рюхи. Их деревни отделяли каких-нибудь полсотни верст, расстояние не такое уж и большое для Северной Карелии. Юрки отличался исключительной честностью и трудолюбием, он был немногословен и всегда настроен мирно. Даже когда случались драки между парнями, обычно без особого повода, просто так — деревня на деревню, то Юрки не вмешивался, наоборот, успокаивал и примирял. Вы, мол, только людей смешите. Однажды, правда, кто-то в пылу драки задел Юрки и в ответ получил тут же такой удар, что долго отлеживался на траве…
И вот Юрки рассердился и ушел. Васселею было больно слышать, что им с Юрки не по пути. Неужели их дороги больше не сойдутся? Васселею так хотелось, чтобы дорожка у них была одна, но у него не нашлось силы подняться и пойти вместе с Юрки. Он остался один.
А Юрки уходил все дальше.
Юрки не знал, что привело Васселея на этот раз в родные края, но то, что он знал о Васселее, не вызывало в нем дружеских чувств. Говорят, во время похода Малма Васселей скрывался в лесной сторожке. А может, только делал вид, а сам уже снюхался с белофиннами. Наверно, он уже тогда надумал уйти с ними. Сколько невинных людей убили белофинны из отряда Малма, а Васселей пристал к ним. Говорят, будто он пошел с ними, чтобы отомстить за брата, которого Мийтрей застрелил. А может, брат тоже виноват был, поди знай. Может, было за что стрелять? Конечно, Мийтрей поступил неправильно. Сперва надо было разобраться. Но мало ли что бывает на войне сгоряча. Бывает, что из-за какой-то ерунды человека ставят к стенке. Васселей тоже ведь убил вместо Мийтрея совершенно безвинного человека…
«Впрочем, какое мне до него дело!» — подумал Юрки. Он идет домой, и нечего бередить душу думами о каком-то Васселее. Домой! А как там дома?..
И мысли Юрки приняли новое направление, и жизнь опять показалась ему запутанной. Кто знает, как все будет. Может, опять придется бросить дом и уйти, оставив все хозяйство на жену и мать. И будут они тянуть его, как тянули уже много лет. А может, никуда не уходить? Остаться дома и заняться хозяйством? А на свете пусть что угодно творится. Поразмыслив, Юрки решил: как народ живет, так и он будет жить. Что народу надо? Народ хочет жить в покое, пахать землицу и ждать, что ему бог пошлет. Обещать-то все мастера. Хлеб народу все обещали. Ухтинское правительство обещало. Финны обещали. Большевики тоже обещали. Юрки твердо знал, что их, карел, никто раньше не кормил и кормить не будет. Наоборот, все норовят что-нибудь отобрать. Впрочем, ему-то бояться нечего. Его поле так мало родит, что самим не хватает. Хочешь, чтобы в доме хлеб был, берись за топор и вали лес. Чья бы власть ни была, а лес карельский небось всем годится. А дерево само собой не повалится, его срубить надо — без рабочих рук не обойдешься.
Уверенный, что работа ему найдется, Юрки настолько успокоился, что устроил привал и, подкрепившись, даже уснул сразу же, как только прилег. Но и во сне он видел свой дом. Ему приснилось, будто он посеял на своем поле ячмень, а выросла почему-то рожь, да притом такая густая, колос к колосу, и такая высокая, что он не мог дотянуться до колосьев. Стоит он и так пытается, и сяк старается, весь в поту уже, измучился, а до колосьев добраться не может.