Наконец в сенях послышались шаги, и дверь отворилась. На крыльцо вышел сын хозяина, такой же долговязый, как отец.
— Здорово, Симана.
Кириля подошел к нему.
— Что ты бродишь ночами? — Симана сделал вид, что не замечает протянутой Кирилей руки.
— Королев послал меня к твоему отцу.
— А не врешь?
Кириля не заметил лукавой усмешки в глазах парня и начал божиться, что он говорит правду. Симана не ответил ничего и ушел. Опять хлопнула щеколда. «Вот и верь им, что никого нет дома», — подумал Кириля и стал ждать.
Вскоре опять послышались шаги, и на крыльцо сразу вышли трое. Сам хозяин, Симана, а за ними… Королев.
— Встречаем, как большого начальника, — засмеялся Симана. — Всем народом.
— Где ты так долго шатался? — строго спросил Королев.
— Как же ты раньше меня успел? — удивился Кириля.
— Заходи. Чего встал? — торопил хозяин Кирилю. — Или хочешь, чтобы тебя видела вся деревня?
Они вошли в дом. Дверь заперли на крепкий крюк.
— К кому ты заходил по дороге? С кем встречался? — стал допрашивать Королев, едва переступив порог.
Хозяин дома был настроен благодушнее.
— В дом входишь, как большевик или руочи, — проворчал он незлобиво.
Кириля сорвал шапку с головы и начал неистово креститься.
Хозяин был на голову выше Кирили. Семьдесят годов, прожитых стариком, ничуть не сгорбили его. Мужественное, вытянутое лицо обрамляли густые седые волосы и пышная, доходящая чуть ли не до пояса борода.
Василий Леонтьевич Сидоров, или Левонен, как его звали в деревне, считался в Тунгуде одним из самых уважаемых стариков. Уважали его не за богатство. У него даже не было более или менее приличной лавчонки, какие имели все, обладавшие его капиталом. Имел он лишь два амбара, и когда кому приходилось обращаться к нему за чем-нибудь, с пустыми руками от Левонена не уходили: в амбарах хватало всякого товара. И притом платы он никакой не требовал, лишь просил не забывать бога. А его бог учил, что за добро надо отплачивать добром, на помощь отвечать помощью. И этот бог был столь ловким посредником, что его благочестивый слуга никогда не оставался в убытке.
А еще уважали Левонена за начитанность, за его знания. Он свободно изъяснялся, писал и читал на русском, финском и шведском языках; кроме того, знал многие карельские говоры. Он знал на память целые главы из библии — как на русском, так и финском. Был он знаком и с законами — и российскими, и финляндскими. Сам он не был рунопевцем, но благодаря книгам знал неплохо финскую и карельскую народную поэзию, знал множество сказок, поговорок, загадок.
Уважали его и за широкие связи. В Финляндии в круг его знакомых входили видные государственные деятели и известные юристы, крупные военные чины и руководители различных карельских обществ. До революции он имел влиятельных знакомых в Петербурге, и кемские и сорокские чиновники почитали за честь быть с ним в дружбе. Он не был стяжателем, его богатство умножалось словно само собой, потому что он держал хороших лошадей и знал, откуда что и куда везти.
Большевики не признавали его авторитет, но и не обижали его.
— Садись к столу, — сказал Левонен добрым голосом.
Королев по-прежнему был настороже.
— Ты скажешь наконец, где ты пропадал?
Кириля поглядел на Королева, потом на Левонена. Какие разные они люди! Один все стращает, а другой — добрый, радушный.
— Я же шел не людскими путями, — ответил Кириля. — Шел потихоньку, крадучись. Да отдыхал часто. Сил у меня мало, и подкрепиться нечем было.
— Ешь, ешь! — угощал хозяин.
И Кириля ел. Он набил полный рот рыбы, впихнул здоровенный кусок корки от рыбника, потом картошки и потом еще рыбы. Рыбник был испечен из чистой ячменной муки.
Прожевав, он продолжал:
— …Встретил я только одного мужика. Кто он был, не знаю. Он сказал мне, что избушки у Тихой ламбы больше нет. Не пустил меня туда.
— Еще кого видел?
— Никого больше. — Кириля хотел перекреститься, но хозяин заметил:
— Когда едят, то не крестятся.
— А я шел людским путем, — сказал Королев. — Мне бояться нечего. Я не преступник.
— Куда же мне теперь? — Кириля посмотрел на хозяина.
— Свет не без добрых людей, — ответил Левонен.
— Я могу работать. Все, что прикажешь, сделаю.
— Какой из тебя работник! — махнул рукой Левонен. — Пропасть мы тебе не дадим. Все, что бог мне дал, то он и для людей дал. Так я считаю. Ложись спать.