…Начинало светать. Тропинка шла через густой ельник. В стороне от тропинки показалась высокая, почти отвесная скала. Липкин свернул с тропы и присел под скалой отдохнуть. И вдруг он заметил неподалеку от себя худого бородатого мужчину, с испуганным видом поднимающегося из-за кочки. Наружность мужчины показалась Липкину знакомой, и он вспомнил, что видел этого человека на железной дороге. Кажется, сбежал оттуда, и звали его, помнится, Кириля. А может, это и не тот.
— Ты чего тут делаешь? Кто такой? — спросил Липкин, боясь, что обознался.
— Я? Да вот… Силки у меня здесь поставлены. Разве ты знаешь меня?
— Нет, — ответил Липкин.
— Конечно, ты всех знать не можешь, — успокоился Кириля. — А я тебя знаю. Я все начальство знаю.
— Птица-то ловится?
— Мало, — пожаловался Кириля.
Вид у Кирили был встревоженный. Когда Липкин пошел дальше, Кириля увязался следом. Проходя мимо большой ямы, в которой когда-то курили смолу, Липкин невзначай взглянул на нее и вдруг заметил на дне ямы недавно набросанный хворост. Зачем хворост в яме? Может быть, кто-то собирался развести костер? Но тут Липкин увидел, что земля под хворостом недавно вскопана. И на краю, ямы следы свежей земли, прикрытой ягелем. Кириля словно оцепенел от страха, и, чтобы не выдать себя, Липкин быстро отвел взгляд от ямы и зашагал дальше. Тайный склад с оружием… Сомнений больше не было. Можно, конечно, задержать Кирилю, охраняющего этот склад. Но что делать дальше? Кирилю надо отвести в деревню. Да и вряд ли он тут один. Притворившись спокойным, Липкин дошел до ламбы. Кириля неотступно шел следом.
— Ты чего тут ходишь и птиц пугаешь? — ворчал Кириля. — Грех пугать птицу…
— Мне греха не будет, я не верю в бога.
— Все равно бог тебя накажет. Так ты один идешь?
— А ты — тоже один здесь? — спросил Липкин, обернувшись круто к Кириле.
Глаза у Кирили забегали.
— Уходи скорей, а то всех птиц распугаешь, — взмолился Кириля. — У бедных одна надежда осталась, что на птицу.
— Ладно, уйду.
Липкин не сомневался, что он напал на склад оружия. Может быть, направиться в Сороку? Но о собрании уже объявлено. И если он сейчас вернется с полпути, хозяева спрятанного оружия заподозрят неладное. Нет, надо найти надежного человека и послать с ним записку в Сороку.
Когда Липкин пришел в Тунгуду, деревня показалась ему вымершей. Он зашел к Королеву.
— Что у вас здесь происходит?
— На собрании сам увидишь. После него и поговорим.
Они говорили между собой по-русски.
— Мне надо написать одну записку, — сказал Липкин.
Перекусив с дороги, они закурили.
— Кого бы ты мог послать в Сороку?
Королев готов был помочь.
— Ты пиши, а я схожу за Мийтреем. Он сейчас здесь.
— За каким Мийтреем?
— Есть один парень из Тахкониеми. Он у нас милиционером в Нийккананвааре.
— А, знаю, — вспомнил Липкин. — Он еще немного… ну, шалопут, что ли.
— Но дело свое знает! — уверил Королев.
Едва Липкин успел написать коротенькую записку и начертить некое подобие карты, где указал крестиком местонахождение тайного склада оружия, как в избу, не стучась, ввалился Мийтрей. Милиционер был во всеоружии — в руках винтовка, на поясе наган, из кармана шинели выглядывала рукоятка ручной гранаты.
— Ну, ты как на войну собрался! — усмехнулся Липкин.
— Я всегда готов — хоть на войну.
— Ладно, ладно. — Липкин торопился. — Надо съездить в Сороку. Отвезти срочное письмо.
Он сложил письмо и сшил его посередине белыми нитками. Крестик, сшитый на письме, надо было скрепить сургучом, но сургуча у Липкина не было.
— Мне не в первый раз быть гонцом, — хвалился Мийтрей. Небрежно козырнув, он вышел. Королев пошел за ним.
Вернулся Королев через полчаса.
— Я предупредил Мийтрея, чтобы по пути нигде не задерживался. Парень он ничего. Но немножко того… Может заглянуть к какой-нибудь молодой вдовушке…
…В школе собрались в основном женщины и дети. Из мужчин пришло всего несколько стариков. Липкин обратил внимание, что многие будто нарочно вырядились в какое-то невообразимое рванье, в такое грязное, словно собирались невод водить. Конечно, хорошей одежды у них не было, но ведь и старая одежда может быть чистой, аккуратно залатанной. На первом ряду с важным видом восседала толстая старуха с бородавкой на кончике носа. На ней был какой-то страшно грязный балахон. Липкин знал, что у этой-то старухи была одежда и получше, и потому он спросил: