На околице Королев остановился.
— Дальше иди один. Только будь начеку. Ну, счастливо…
Вскоре в доме Королева опять появились гости. Со стороны двора казалось, что в доме никого нет. И вряд ли посторонний заметил бы, как к Королеву пришли ночные гости, потому что к дому они подкрались через вскопанное черное картофельное поле и, войдя в открытую заднюю дверь, поднялись на поветь, откуда и вошли в избу. Говорили в горнице вполголоса, и на улицу, где выл осенний ветер и беспокойно лаяли собаки, учуявшие чужих людей, разговор не доносился. Если на предыдущих тайных сходках Королев сам давал указания, то на этом собрании он отчитывался.
— …Даже выпить со мной отказался, — рассказывал Королев о Липкине. — Для вас оставил. Хотите?
Он наполнил две чашки и протянул их двум финнам в штатском. Это были связные от Таккинена.
— Мы пришли сюда не выпивать, — отодвинул чашку с самогоном небритый верзила с тяжелым подбородком. Его товарищ тоже не притронулся к чашке. Небритый продолжал: — Сейчас надо действовать, и если вы способны на что-то, то пора начинать. Захватите столько деревень, сколько хватит сил удержать. А мы доставим документы, по которым будет видно, что восстание началось и что вы зовете на помощь финских добровольцев. И все пойдет как по маслу. Вам помогут.
На совещании было решено начать восстание в Тунгуде. Люди Таккинена не хотели оставаться: у них было указание не принимать непосредственного участия в событиях до тех пор, пока из Финляндии не придет подмога.
— Эти бумаги мы тоже заберем, — небритый взял из рук Королева потрепанный портфель с заплесневевшими металлическими уголками. Видно было, что портфель долго лежал где-то в сыром месте. — А то вы тут еще струхнете, и бумажки попадут к большевикам.
Связные вышли в путь еще до рассвета, Королев дал им проводника, который должен был довести их до деревни Кевятсаари.
Когда подошли к Кевятсаари, было еще светло. Проводник не стал дожидаться, когда стемнеет, и отправился в обратный путь. Финны остались на опушке леса и стали наблюдать за домом Ярассимы, стоявшим на отшибе. Когда стемнело, в деревне погасли все огоньки и не слышно было ни звука, финны подошли к дому Ярассимы и без стука вошли в избу.
— Господи помилуй! — Устениэ так перепугалась, что забыла, в каком углу икона, чтобы перекреститься перед ней.
— Чужие в доме есть? — спросил один из финнов, оглядывая избу.
— Нет, дома свои да бог, — пробормотал растерявшийся Ярассима.
— Ну-ка, старик, одевайся и сходи за Ехроненом. Нам проводник нужен, — велел финн и обратился к Устениэ: — А ты, хозяйка, приготовь нам чай и что-нибудь поесть. Только побыстрее. Нам некогда.
— А… кто вы будете? — дрожащим голосом спросил Ярассима, одеваясь. — Куда вы идете?
— Не спрашивай, а делай, что тебе велено!
— И что же это с нами будет! — охал старик.
— Что будет? Война будет.
— Карелия восстает, — уточнил второй финн.
Ярассима задержался в деревне, и гости начали уже беспокоиться. Еды у хозяйки нашлось слишком мало для двух проголодавшихся здоровых мужчин. А с собой и совсем нечего было дать. Ночные гости не поверили, что дом такой бедный, и второй из финнов, помоложе, решил проверить, не обманывают ли их. В хлеву он увидел барана, и не успела Устениэ и охнуть, как барана тут же зарезали.
— Убили, ой, убили! — застонала она.
— Тихо! — рявкнул финн. — За барашка мы заплатим.
— Люди добрые! Помогите! — продолжала кричать Устениэ.
— Ну, заткнись!
На крик прибежал финн постарше.
— Ты что, одну старуху не можешь заставить замолчать?
— Хотел по-хорошему, но она не понимает…
Но тут появился Ярассима. С ним шли два старика.
— Кто такие? — спросил старший из финнов, сунув руку в карман.
— Вам, говорят, проводник нужен, — ответил один из стариков.
— Ехронена нет дома. А вот братья — Охво и Стахвей — каждую тропинку здесь знают, — буркнул Ярассима. — Почто барашка убили?
— Как увидел, сразу за нож… — плакала Устениэ. — Так и зарезал.
— А куда вас вести? — спросил Охво.
— До границы.
— Далековато! — вздохнул Стахвей.
Договорившись со стариками, что те будут ждать за озером, финны отпустили их домой, велев им как можно быстрее собраться в дорогу и держать язык за зубами. Финн помоложе взял Ярассиму за локоть, и начал уговаривать старика не сердиться на них.
— Стоит ли из-за какого-то барана обижаться? Мы добрых дел не забываем. А барашек твой пожертвовал жизнью во имя освобождения Карелии.