Они вышли на крыльцо.
— Что ты думаешь о старике? — спросил Таккинен.
— Умеет он и правду говорить, — ответил Левонен.
— Не понимаю.
— Да, умеет. Только красным — не нам.
— Тогда хватит разговаривать с ним. Заодно рассчитаемся и за тех двоих.
— Я беру старика на себя, — сказал Левонен.
— Может, ты его с собой возьмешь?
— Вот именно. Возьму. Он пойдет добровольцем. Жаль хозяюшку. Что с ней будет, когда красные дознаются, что муженек по своей доброй воле пристал к нам?
— Старик предаст нас.
— Не успеет. — Левонен отечески похлопал Таккинена по плечу. — Позови его сюда и оставь, нас вдвоем.
Когда Ярассима вышел, Левонен стоял на крыльце и, приставив к глазу какую-то длинную черную трубу, смотрел через нее на другой берег озера.
— Что это? — удивился Ярассима.
— Труба подзорная. Через трубу эту видно далеко-далеко. Погляди-ка, заяц. Сидит, ушами шевелит. Вот чертяка.
— Дай мне поглядеть.
— Погляди.
Левонен дал свою трубу Ярассиме.
— Ну и чудо! — восторгался Ярассима. Противоположный берег был совсем рядом. Зайца, правда, он не заметил, зато видел знакомые деревья, камни.
— А то место, где ты тех мужиков оставил, ты видишь?
— Вижу. Вон у той сосны.
— Ну хорошо, что видишь. Дай сюда, еще поломаешь.
Левонен спрятал подзорную трубу во внутренний карман пиджака. Когда он распахнул пиджак, Ярассима опять увидел черный, с потертым лаком, наган, угрожающе торчавший из-под пояса брюк.
— Послушай, что я тебе скажу, так, по-свойски, — заговорил Левонен полушепотом. — Наш начальник, этот финн, крутой человек. Так ты ему не противься. Пойдешь с нами. Будешь проводником, дорогу будешь показывать. Ты же здесь знаешь каждую тропинку. От нас один человек пойдет с почтой. Так ты проведешь его до границы. Доведешь и вернешься к своей женушке. Вот и все.
— Так ведь…
— И вот еще что. Никто не должен знать, куда ты идешь. Скажешь, мол, по своей доброй воле пошел с нами.
Ярассиму охватило смятение. Он хорошо знал Левонена. На словах Левонен такой добрый, добрее быть не может, а на деле… Нет. Ярассима не поверил, что ему удастся так просто вернуться, но решил про себя, что он тоже не лыком шит. Вы хитры, а мы хитрее. Поглядим, кто кого проведет. До границы он не пойдет, постарается отбиться, потеряться от спутника, а потом укроется где-нибудь…
Стали собираться в путь-дорогу. Устениэ — в слезы.
— Ну чего ты ревешь? — успокаивал ее Левонен. — У нас у всех бабы одни дома, давно без мужей, а твой… Твой скоро вернется.
— Вернусь, вернусь, — утешал ее и Ярассима, а сам подмигивал.
Выйдя во двор, Васселей шепнул Кириле:
— Что-то тут нечисто. Уж так он добровольно и пойдет.
— Он ненадолго. Скоро его отпустят, — заверил Кириля.
— От этой банды не так легко отвязаться. Если прыгнул в воду, так плыви. Иначе — крышка.
Чернобородый пошел в деревню — «поглядеть, что народ поделывает да подумывает», остальные гуськом потянулись через поле к лесу.
В лесу их ждал какой-то незнакомый Васселею человек в грязных холщовых портках, с берестяным кошелем и со старой, видавшей виды, облупившейся винтовкой. Таккинен и Левонен поздоровались с незнакомцем за руку, отошли в сторону и стали перешептываться.
— Вот уж кого не ждал. Откуда он взялся? — пробормотал удивленно про себя Ярассима и тоже подошел к незнакомцу. — Чего ты загордился, даже здороваться не желаешь? Поди, целый год не виделись?
— Ну, здорово, Ярассима! — Незнакомец с неохотой протянул руку старику. — Ты с нами? Хорошо!
— Иди, иди вперед, — поторапливал Левонен.
— Кто это? — спросил Васселей, поравнявшись с Ярассимой. Этого человека с кошелем он еще не встречал, не было его и в лагере Парвиайнена.
— Брат того чернобородого. Сын Луки Ехронена, мы уж думали, что он погиб где-то.
Незнакомец с кошелем пошел впереди, показывая дорогу. Шли все время по частым ольшаникам и труднопроходимым ельникам, обходя стороной открытые и поросшие редколесьем места. Наконец вышли на большое топкое болото, на котором там-сям росли корявые чахлые сосенки. Перебирались с кочки на кочку, опираясь на длинные жерди, добрались до густого ельника, темневшего подобно островку среди трясин и болот. Хотя никого не было видно, шедший впереди человек с кошелем негромко крикнул:
— С нами бог!
— Да даст вам бог здоровья, — раздалось в ответ из зарослей. Из-за деревьев показались люди, одетые так же просто, как и вновь прибывшие: кто в английском кепи, кто в картузе, а у одного на голове была буденовка, правда, без звезды. Обувка тоже была самая разнообразная — от пьекс до бахил. Все были вооружены, кто револьвером, кто винтовкой, кто дробовиком.