Если бы в тот момент Уилл смог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы пыхтящего от натуги качка-новичка, взявшего слишком большой вес. Ему неудобно, он все время ерзает и оглядывается, пытаясь от кого-то отмахнуться. Или парень вообще не вкуривает как здесь оказался и не видит, сколь комично и нелепо выглядит его удивленное лицо, в то время как он ритмично жмет от груди штангу массой 105 кг.
Горски чувствуя, как практически вся его кровь устремилась в пах и тот стал болезненно пульсировать, еще крепче ухватился за перекладину снаряда и заработал с бóльшим усердием. Уилл безуспешно пытается думать о чем угодно: о нераскрытых убийствах, о пацанёнке с огнестрелом из гетто, о проблемном отце, которому нельзя пить, а он все хлещет и хлещет. Только куда там, прогнать мысли об удовольствии так и не удается, потому что фантомное щемяще-сладко-влажное скольжение по его члену усиливается и набирает темп.
Он еле возвращает штангу в уключины, потом немного смещается вперед, закладывает руки за голову, начиная качать пресс. Параллельно возникает дикое желание коснуться себя там, чтобы ускорить неизбежное или выполнять упражнение до тех пор, пока не побьёшь мировой рекорд, пока тебя не скрутит судорогой, и ты, обессилев, не потеряешь сознание, только бы избавиться от нарастающего чувства возбуждения и ожидаемой разрядки.
Сердце совсем зашкаливает, трепыхаясь в районе горла. Горски чувствует приятную тяжесть в районе бедер, будто кто-то его оседлал, вобрал в себя, всосал глубоко-глубоко. Чужая рука жадно берет за ворот влажной майки и тянет на себя прямо к приоткрытым губам.
– Ли-и-то-о! Я больше не мо-о-гу-у! – слышит Горски чей-то отдаленный полустон полукрик у себя в голове.
– Давай, малыш! Не сдерживайся! Кончи для меня! – громко кричит Лито и мысленно Уилл, хотя у последнего звезды в глазах мерцают, а из горла вырывается лишь рваный хрип, который он пытается заглушить, до боли прикусив губу.
Твою ж мать, Горски впервые в жизни слил в штаны, даже не прикоснувшись к себе. Такого с ним никогда не было, в том числе в период полового созревания. Он уже не отжимается, а подобно медузе растекся по лавке тренажера, жадно глотая ртом воздух.
Боже, как же ему сейчас хорошо!
– Это был самый улетный оргазм в моей жизни! – хрипло произносит Лито где-то посреди Мехико и у полицейского из Чикагской качалки возникает дикое желание закурить. – Ты знаешь, Эрнандо, мне даже показалось, что мы были не одни.
– Класс, – сквозь зубы процедил Горски, – а я тут славно со штангой потрахался.
Уилл, кряхтя, стал подниматься на ноги, благодаря небеса за боксеры, что не позволили позорному пятну проступить сквозь спортивки. Если дела в кластере обстоят столь откровенно, нужно серьезно подумать как избегать этого в дальнейшем и не быть вовлеченным в процесс каждый раз, когда у кого-то из них будет секс, дрочка, мастурбация или в голову постучит банальная похоть.
Офицеру Чикагской полиции Уиллу Горски придется нагрузить себя дополнительной работой, чтоб еще больше преступников⇒ нераскрытых убийств ⇒головной боли. Есть еще несколько вариантов: сесть на иглу, глотать снотворное или не просыхать, как отец. Но что тогда будет с его службой в органах и с ним самим? Ибо в противном случае, при данных обстоятельствах он рискует превратиться в ненасытного сексуального маньяка.
========== Закономерность ==========
Комментарий к Закономерность
По сериалу “Ганнибал” Грэм/Лектер
http://savepic.ru/14496529.jpg
Я не был рожден с серебряной ложкой в заднице и к тому времени, как решил поступать в один из престижных университетов на курс базовой психологии, был предоставлен самому себе, остро нуждаясь в деньгах. То ли моя мордашка приглянулась менеджеру по подбору персонала, то ли шарм и обаятельная улыбка сыграли свою роль, но мне за короткий срок удалось найти работу на все лето в одном из фешенебельных отелей нашего города.
Что может быть лучше, чем совмещать приятное с полезным? В погоне за длинным долларом изучать лица и повадки окружающих, исподволь наблюдать за постояльцами, складывая о них свое собственное мнение. Но с приездом в отель статного джентльмена лет сорока, который, судя по всему, был один, возможно, холостяк или вдовец, вся моя предуниверситетская практика, словно клином сошлась именно на нем.
Он каждое утро проходит мимо меня, не говоря ни слова. Как будто я для него человек-стекло, в то время как я сам, держась тени, продолжаю смотреть на него, пьянея от увиденного. Как он изящно снимает белоснежную рубашку, открывая моему взору почти совершенное тело, аккуратно кладет на шезлонг одежду, оставаясь в одних плавках. Потом уверенно подходит к бортику открытого бассейна, пустующего в этот ранний час, делает решительный толчок, разрезая водную гладь, словно нож погружается в желе, практически не оставляя брызг.
Свой первый заплыв он проводит под водой, вынырнув у противоположной кромки бассейна. Я готов превратиться в соляной столб и с восхищением смотреть, как он делает уверенные гребки от бортика к бортику без передышки, как его тело на миг появляется на поверхности, ловя блики утреннего света. Мое сердце замирает и я, кажется, не дышу, когда он, подобно морскому божеству выходит, наконец, из воды. Влага ручьями бежит по его рельефным мышцам, переливаясь радугой в зависших каплях.
Мысли о нем растекаются в моей голове, словно мед, заполняя каждую ячейку и впадину, собираясь у постцентральной извилины, отвечающей за глубокую чувствительность. Эти мысли ночи напролет заставляют меня ворочаться с боку на бок, надолго лишая сна. Но, в один из дней, он оборачивается назад, находит меня взглядом и дает понять, что не менее наблюдателен, чем я. Сладкий яд его оценивающего взора беспрепятственно начинает проникать в каждую клеточку моего естества.
Он знает. Знает обо всем.
Когда первичный фетиш в адрес незнакомца переходит в стадию персональной заинтересованности, тлеющей на поверхности моей души и жаждущей удовлетворения, я осмеливаюсь постучаться в его номер в довольно позднее время.
– Что-нибудь желаете, сэр? – обыденным тоном интересуюсь я.
Он отрывает свой взгляд от стола, за которым работал, губы его чуть изогнуты в намеке на улыбку, после чего вежливо спрашивает:
– У вас есть имя, юноша?
– Простите, сэр, я не представился, – слегка мнусь, вспомнив о манерах и правилах. – Меня зовут Уилл Грэм. Я сотрудник этого отеля.
– Давно здесь работаете? – спрашивает он, пытаясь вести непринужденную беседу.
– Нет, сэр, недавно и только на лето, нужно поднакопить денег на учебу.
– Так ты здесь из-за них, Уилл? – интересуется мужчина, переходя на «ты» и, как мне показалось, вложив в эту фразу двоякий смысл. – О, прости я, кажется, тебя смутил?
– Вовсе нет, – отвечаю слегка оскорбленным тоном, вздернув подбородок, – я не занимаюсь проституцией.
– Видишь ли, Уилл, все, что мне в данную минуту может от тебя понадобиться и близко не напоминает «смени полотенца в ванной» или «принеси ваш фирменный шоколад, чтобы мне сладко спалось». Надеюсь, ты понимаешь, о чем на самом деле речь? – добавляет он, буравя меня взглядом и я, естественно, первым отвожу глаза не в силах выдержать этот натиск. – Не смею задерживать, – кивает он в сторону двери, возвращаясь к бумагам.
– А если я не хочу? – слышу свой собственный, осмелевший голос. – И предпочел бы остаться?
– Так дело все-таки в деньгах? – не отрываясь от работы.
– Я же сказал, нет!
– Ну, если ты здесь исключительно из альтруистических побуждений и все хорошенько обдумал, тогда раздевайся, – мужчина вновь отрывается от бумаг, изображая некоторую заинтересованность.
Мои родители постарались привить мне толику послушания, но во всем остальном я не из робкого десятка, потому продолжаю стоять на месте, с вызовом гляжу ему прямо в глаза, изображая неповиновение.