Злость и ревность уступали место страху и заставляли тихо шептать молитву, когда ты дозаправлял свой самолет и в одиночку возвращался на поле боя, пытаясь подбить еще хотя бы пару немецкий фоккеров, выискивая одного, особенного с черным соколом на борту. Того, чей пилот не соблюдая кодекса чести, стреляет по красному кресту и беззащитному противнику, чудом уцелевшему и оказавшемуся на земле.
Я бы рассказал тебе, Рид, как готов был кинуться к твоему подбитому самолету, который ты все же мастерски умудрился посадить, как говорят на честном слове и одном крыле. Как хотел вытянуть тебя из кабины всего перепачканного сажей, крепко обнять и надсадно шептать в шею, подбородок, губы «никогда так больше не делай», понимая, что это бесполезно.
Ты живешь местью и не успокоишься, пока не достигнешь заветной цели, пусть даже ценой собственной жизни. Каждый вылет может быть фатальным и трагическим, потому время предшествующее этому событию, по твоим же словам следует прожить беззаботно и по возможности с комфортом, словно это твой последний день на земле. Но в этот вечер тебе было не до веселья. Словно, ты что-то знал, чувствовал, хотел высказать, но промолчал, утаив глубоко в душе.
Даже твоя последняя улыбка предназначалась не мне. Там, в небе, во время ожесточенного боя, на короткий миг я заметил, как изогнулись твои окровавленные губы, адресуя торжествующему противнику насмешливый взгляд, мысленно посылавший фрица на три веселые буквы. Затем твой самолет резко взмыл вверх, а потом стремительно спикировал прямо на борт вражеского цеппелина, который и был нашей целью. А дальше ряд ярких вспышек, адский жар и продолжительный грохот, заглушающий мой собственный вопль душевной боли.
От Рида Кэссиди не осталось даже горстки пепла. Лишь воспоминания, личные вещи и ручной лев по кличке «Виски». А еще письмо, датированное двумя днями ранее, адресованное Блейну Роулингсу.
«Ты прав, ковбой, прошлое забыть трудно. Трудно продолжать жить, делая вид, что ничего не происходит. Но сдерживать себя еще труднее, понимая, что война не самое подходящее место и время для возникших чувств к товарищу по оружию, далеких от патриотического долга и общей цели.
Терять очень больно, малыш. Терять родных, близких, любимых. Тебе это ведомо, Блейн, не понаслышке. Потому я и держусь особняком, до сих пор не завел семью, избегая отношений. «Виски» единственный, кого я подпустил слишком близко к своему сердцу. Хотя нет, там нашлось еще много места для отчаянного и самоуверенного парня из Техаса. Потому эта лохматая зверюга на тебя кидалась и недовольно рычала, не желая делить мою привязанность и внимание еще с кем-то. Весьма сухое признание, но как-то так.
Сейчас у меня нет права думать о собственном благополучии. Война – штука непредсказуемая, Роулингс. Хотя возможно, когда она закончится… Боюсь, эта тварь слишком глубоко вонзила в меня свои когти и еще долго не захочет отпускать. Но знаешь, Блейн, встреча с тобой подарила мне надежду и желание жить не только ради мести. А ради тебя. Меня самого. Нас.
Твой верный друг, Рид Кэссиди».
========== Не быть монстром ==========
Комментарий к Не быть монстром
Дэдпул и Спайдермен
https://vk.com/doc63678917_452959843
писалось под: Band of Skulls - Honest
**Завершающая, сотая зарисовка в этом сборнике. Спасибо, всем кто меня читал, ставил лайки и писал отзывы. До встречи в следующих работах и сборниках.**
Достойны ли монстры любви? Могут ли они вызывать своим внешним видом и поступками в ком-либо возвышенные чувства, или их удел лишь презрение, жалость и сострадание окружающих?
Любить легко, когда ты ничем не отличаешься от остальных. Трудно поверить в любовь, когда ты стоишь в очереди за красотой вместе с Гуинпленом, Квазимодо или Франкенштейном. Больно, когда ты понимаешь, что подобные эмоции, лишь плод извращенной похоти и чья-то злая шутка.
Именно об этом рассуждал Уилсон, устало шагая по опустевшим улицам ночного города, ощущая рядом знакомое присутствие. Присутствие того, кто совсем недавно стал твердить Уэйду о чем-то подобном, уверяя в том, что это истинная правда. Будто он должен поверить, что молодой и смазливый мальчишка воспылал к нему чистой любовью и даже отталкивающая внешность ему не помеха.
Резко развернувшись, мужчина стянул с головы капюшон, раздраженно молвив:
— Давай, Паркер, покажись! Я не нуждаюсь ни в провожатых, ни в телохранителях!
— Привет, Уэйд, я…
— Послушай, парень, — нетерпеливо перебил Дэдпул, подходя почти вплотную, — может, хватит с завидной периодичностью меня преследовать, настаивать на личной встрече и говорить о какой-то там любви?! Посмотри на меня! Я, наверное, самое худшее, что ты когда-либо видел. Извини, что я настолько уродлив…
— Не говори так, Уэйд, это не твоя вина.
— Смотри внимательно, малыш! Впитывай каждой клеточкой своего извращенного мозга! Я ходячий мертвец с обожженным телом и выгоревшей душой! Я предпочел бы стать твоим ночным кошмаром, а не единственной и вполне реальной любовью до гробовой доски! Так что, давай будем честными друг с другом, между нами ничего серьезного быть не может!
— Мне все равно как ты выглядишь! Это не изменит моих к тебе чувств! Я люблю тебя! И твое лицо я тоже люблю!
— Ты что слепой, паучок?! Очки потерял?! Разуй глаза и перестань нести эту херню! У тебя что, Пити, побочный эффект после укуса такой?! Воспылать страстью к такому монстру, как я?! Еще скажи, что мы предназначены друг другу небесами!
— Нет, Уэйд. Побочный эффект тут ни при чем, — выдохнул юноша, пытаясь коснуться изуродованного лица Дэдпула. — Ты, правда, мне очень дорог.
— Блядь, кончай бредить, чувак! Иди домой и проспись! А утром встань и оглянись вокруг! Жизнь прекрасна и удивительна! Но без таких чудовищ, как я! Найди себе такого же, как ты красивого и живого паренька, способного вызвать ответные чувства! А меня оставь в той дыре, откуда я выполз!
— Мне не нужен никто другой! — возразил было Питер, пытаясь в очередной раз достучаться до сознания мужчины, но оказался впечатанным в отсыревшую стену здания.
— А что тебе нужно?! — надсадно, угрожающе рыча в приоткрытые губы, затем резко разворачивая спиной к себе, прижимая бедрами и рукой к кирпичной кладке. — Жесткий трах с уродцем, чтобы потом поржать с товарищами, вспоминая курьезный случай?! Ну так это мы завсегда пожалуйста! — зло выдыхает Уилсон, лихорадочно стаскивая с себя джинсы и чуть не разрывая брюки на Питере.
— Ты не такой, Уэйд, — шало стонет Паркер, пытаясь уйти от настойчивого проникновения, ожидаемой боли, следующего за ней наслаждения на грани агонии и желая всего этого в одночасье. — После всего, что с тобой произошло, трудно не быть монстром внутри, и я сожалею, что ты считаешь себя таковым, ни во что больше не веря. Я люблю тебя…
— Заткнись! — резко разворачивая к себе, пытаясь укрыться от пытливых и влюбленных глаз мальчишки в районе его разгоряченного горла и ключицы.
— Мне тяжело любить тебя в одиночку, — надрывный выдох в промозглую ночь. — Если бы ты мне помог…— продолжал Питер, заключив мужчину в робкие объятия.
— Я велел тебе заткнуться, — со всхлипом безысходности и обиды на выпавшую долю шепчет Уэйд, зарываясь глубже в раскрытый ворот пальто, прослеживая чуть шероховатыми губами пульсирующую жилку не шее.
— Ты не чудовище. Не урод. Ты заслуживаешь любви, как и любой другой. Потому я люблю тебя, — с упорством повторял юноша, став на защиту своих чувств.
— Остановись. Прекрати все это. Прошу, — сквозь зубы цедил мужчина, ощущая, как омертвевшее сердце сидевшего в нем монстра наполняется чужой любовью, дающей надежду.