К железным вратам приблизилась третья фигура в меховом плаще и со спрятанным за решеткой лицом. Девушка сразу его узнала: черные вьющиеся волосы, как у матери; бледная кожа, на которой только начал появляться намек на бороду; уставшие теплые темно-карие глаза.
Не веря своим глазам, гостья покачала головой. Когда она покинула стены города, этот симпатичный юноша был неуклюжим одиннадцатилетним мальчишкой.
– Уинтон, – тихо произнесла она.
Мужчина смотрел на нее в недоумении, но пока он внимательно изучал лицо незнакомки, девушка наблюдала, как негодование и подозрение постепенно сменились восторгом.
– Констанция, неужели это ты?
Она улыбнулась.
– Да, это я. Я вернулась домой.
Когда Уинтон выкрикнул приказ открыть ворота, Констанция поняла, что ее прибытие наделало шуму: поблизости собрались несколько слуг, лакей в черной ливрее копошился в дверях, леди с любопытством высунулась из окна верхних комнат. На звук скрипящего железного колеса, поднимающего крепостные ворота, пришли и другие зеваки: очевидно, посетители в замке – редкое явление.
Констанция никогда не видела двор настолько людным и одновременно тихим: все застыли в ожидании.
Ворота поднялись, и девушка вошла во двор. Уинтон встал напротив, глядя на нее горящими глазами.
– Предки милостивые, что с тобой произошло? – вскрикнул он. – Я думал, ты мертва!
Не дожидаясь ответа, Уинтон заключил девушку в крепкие объятия – так быстро, что она едва успела спрятать левую руку за спину. Юноша был на полдюйма ниже, но, обняв его правой рукой за плечи, Констанция ощутила, насколько крепким мужчиной он вырос.
Во дворе раздался громкий звон, прокатившийся по каменным сооружениям странным эхом. Выпустив девушку из объятий, Уинтон обернулся. Констанция сразу заметила источник шума: резко открывшаяся дверь, которая громко ударилась о стену. Справа от ворот на ступенях высокой круглой башни (Северная башня, как она помнила) стоял мужчина в богатом, но небрежном бархатном одеянии. Взгляд его был диким; длинная седая борода спуталась, а запястья казались чрезмерно худыми. Мужчина пристально посмотрел на Констанцию и с диким выражением лица поспешил к ней сквозь ползущий туман, путаясь в полах своего черного плаща.
Констанция нахмурилась. Неужели они знакомы?
– Моя дочь! Моя дочь! – кричал он.
С дрожью в сердце она узнала незнакомца.
Это ее отец. Герцог.
Ей тотчас же захотелось скрыться от него и от страшной правды.
«Мой отец безумен».
Шесть лет назад отец был самым здравым, самым практичным человеком из всех, кого она знала. Он однозначно был здоров. Вспомнив его сдержанный, но в то же время решительный взгляд, она никак не могла сопоставить того отца с теперешним привидением, которое бросилось к ней сквозь грозовое облако.
Не успел отец и приблизиться, как из Северной башни выбежал высокий мужчина в коричневом плаще лекаря с множеством карманов.
Герцог взглянул на Констанцию, и на секунду его темные глаза прояснились. Тогда она ощутила, как смущение в ней сменилось жалостью и ужасом. Голова отца склонилась, будто под тяжестью мыслей, ей на плечо, и, прижав дочь к себе, он начал безудержно рыдать. Девушка чувствовала, как текут его слезы. Это действительно отец? Констанция подавила страх, когда костлявые руки герцога крепко обняли ее. Ей пришлось задержать дыхание: его грязные седые волосы слишком дурно пахли. Как герцогиня допустила подобное? Почему не предоставила ему должный уход?
Она заставила себя обнять отца в ответ и через его плечо встретилась взглядом с Уинтоном. Брат опустил глаза.
Констанция аккуратно отпрянула от герцога и обратилась к брату.
– Уинтон, где твоя мать? – тихо спросила она.
Юноша покачал головой, и тогда Констанция впервые заметила, что он одет во все черное.
– Она… умерла. Еще и двух недель не прошло.
– Все… ясно…
Несмотря на потрясение, Констанция не показала Уинтону наигранной скорби. Герцогиня не слишком любила Констанцию, дочь первой жены герцога. Его вторая жена была гордой уроженкой Княжеского леса, в то время как мать Констанции, Пейшенс, была чужеземкой. Покойная герцогиня родилась в семье мелкого дворянина, а Пейшенс принадлежала к знатному валорианскому роду. Мать Уинтона первой заметила странность Констанции и постаралась, чтобы та никогда об этом не забывала. Тем не менее сердце ее болело за брата, ведь ей хорошо известно, что значит потерять мать.