Так и не сумев изгнать их, я вернулась в твой дом, Антоша. И ещё долго рыдала от тяжёлых ран, которые они оставили в моём сердце своими словами и поступками. И когда показалось, что боль стихла, я снова их услышала. Они так громко и долго кричали, что их было слышно даже в этой комнате, за бастионом этих стен, ведь здесь не было того самого мальчика, в не было тебя, Антоша! Правда, теперь их слова были адресованы не только мне одной, они словно побуждали друг друга и самих себя верить в смысл собственных воплей! «Хватит мечтать, хватит жить грёзами, хватит любить, сопереживать, созидать, творить, стремиться, хватит быть искренними, и хватит рисовать ваши никчемные рисунки и писать никому не нужные стихи. Ведь ничего этого не существует, и каждый, кто становится взрослее, рано или поздно забудет о тебе и подобных тебе, Маливьена!» Да, они даже знали моё имя! Я закрывала уши, забивалась под одеяло, но это тоже не спасало, я слышала их захлебывающийся смех, вплоть до того, что они кричали уже в моей собственной голове. Но я дала себе слово, что вопреки всему, я не поверю им, что бы они ещё ни сказали, и сколько бы это ни продолжалось. Нет веры в грязь, но есть вера в то, что на ней можно взрастить цветущий сад. И как только я это поняла и убедилась, что не отрекусь от своего начала, они замолчали. Точнее, они всё ещё продолжали кричать, но я совершенно их не слышала. Было так забавно смотреть на их лица. Теперь они открывали рты, словно рыбы, скалились, что псы, брызгали пеной, как бешеные звери, а я их не слышала. И я решила, что сохраню в своём сердце надежду ровно до тех самых пор, пока ты снова не вернёшься, мой милый мальчик. Пусть я делала всё, что умела, лишь как могла, пусть я была не настолько талантлива как ты, но ведь рисуя, я создавала свой мир, в котором мы с тобой всегда были вместе. И пусть теперь мой дом был безвозвратно потерян, а все мои труды растоптаны и запятнаны скверной. Я дала самой себе слово, что никогда не пущу их сюда, в твой дом, Антоша! Не пущу, чего бы мне это ни стоило. И так продолжалось очень долго. Но однажды я снова уснула. Ты так и не появился, исчезнув надолго, и это отнимало у меня львиную долю сил. А вот их только наполняло свежими силами. Им оказалось мало того, что они уже отняли: мой дом, мой мир, моего любимого! Им всё же хватило наглости ворваться и сюда! Проснувшись после долгих лет, я увидела, что все мои труды растерзаны и растоптаны. Благо, сил у них хватило только на это, сам же дом они не смогли тронуть, и он устоял. Поэтому я была спокойна и счастлива. Но понимая, что ты так и не появился, рыдала от досады. А после долгих размышлений я осознала: если я буду только жалеть себя, то ничего не изменю. А ещё я поняла, что нельзя прекращать верить. И я снова начала творить, а многое мне даже удалось восстановить. За то время, я потратила очень много сил, но мне удалось закончить всё задуманное, перед тем как опять войти в реку забвения.
- Ты не обидишься, если я покажу тебе? - спросила Маливьена.
- Шутишь?! - разинул я рот.
Мне даже не пришлось зажмуриваться, как декорации в комнате сменились сами собой. В окне полыхнуло огненное зарево, и на стенах, полу, потолке начало проступать бесчисленное количество листов с яркими радужными рисунками и вязью прописных строчек. Каждая строчка и каждый рисунок фиксировались в моём сознании. Голову вскружило от такого потока мыслеобразов, созданных и посвящённых этой девушкой: мне, жизни, любви, надежде, нашей долгожданной встрече, будущему - и всему тому, в чём она находила смысл своей жизни. Не успел я насладиться полнотой новых впечатлений, как в окно ворвался ветер и, срывая работы со стен, закружил их, превращая каждый листочек в лепесток розы. На нас хлынул дождь из этих лепестков. Комната снова обрела прежние черты, а мы так и лежали, полностью усыпанные розовым бархатом цветочных слёз. С этой минуты я, наверное, в сотый раз зарёкся не удивляться, решив воспринимать всё происходящее, как естественный ход событий. Да вот только, насколько в этом было проку, после таких-то откровений? Как минимум, следующей ночью мне предстояло хорошенько многое обдумать, связать и сопоставить... Маливьена приподняла голову и посмотрела мне в глаза.
У меня тоже больше не было ни сил, ни какого-либо желания сдерживать всё то, что сейчас скопилось внутри. Чувствуя, как подрагивают тела, мы потянулись друг к другу, и мои губы коснулись её губ. Сегодня всё-таки состоялся наш первый настоящий поцелуй, за всё время, проведённое вместе! И знаете, я не ошибся! Он, действительно, был сладок, как никогда ни с одной девушкой! А затем мы ещё очень и очень долго наслаждались этим долгожданным моментом. Я не помню, сколько мы ещё так провалялись в объятиях друг друга, увлечённые процессом, но когда остановились - губы ужасно пекло, а сердце бешено колотилось. Тяжело дыша, я посмотрел на свою подругу и сказал то же, что и много-много лет назад:
- Какая же ты у меня красивая!
Та улыбнулась и, что котёнок, вцепилась коготками в мои рёбра, проурчав нечто взаимное. А потом, испытывая истинное блаженство, просто от того, что находимся рядом друг с другом, мы крепко уснули.
Но вопреки ожиданию, сон был не таким ярким и красивым, как окружающая меня явь. Буквально с первых же минут этого тяжелого сна, мне явился образ Кости. Он укоризненно смотрел на меня с минуту, а потом язвительно спросил:
- Антон, ты в курсе последних новостей?
- Каких? - настороженно спросил я, заметив подвох в интонации друга.
- Ты всё же сошёл с ума! - ответил он и злорадно рассмеялся.
Я почувствовал, как на лбу проступила холодная испарина, руки задрожали, а ноги стали ватными. Тяжело сглотнув, я принялся судорожно озираться по сторонам. Оказалось, теперь я стоял в пустой и покрытой льдом комнате Маливьены. В комнате из нашего одного на двоих небоскрёба. Я заметался в поисках двери, исполненный всепоглощающим желанием бежать прочь, но, не желая меня выпускать, со стеклянным звоном лёд на стенах взорвался мириадами сверкающих осколков, и комната растворилась, оставляя меня в кромешной темноте. Ужас овладел каждой клеточкой моего тела. В голове нестерпимо загудело. Ухватившись за неё, я закричал, что было мочи, вспоминая слова Маливьены о столь же нестерпимом гвалте голосов. И вдруг сквозь этот отвратительный гул я услышал надрывный девичий крик. Это был крик Маливьены. Я понял, что она зовёт меня, пытаясь выдернуть из этой жуткой темноты. Но тьма совершенно не хотела отпускать. Из последних сил я встал с колен и побежал прямо на зов её голоса, но чем дальше я бежал, тем хуже получалось разбирать слова девушки. В конечном счёте голос и рыдания подруги затихли совсем. И теперь я тоже услышал! Услышал тысячи голосов, перешёптывающихся между собой.
Я услышал их прямо в своей голове: «Не делай этого, Антон, забудь все свои иллюзии, не верь миражам, они бесплотны и обманчивы, они не принесут тебе выгоды, проснись и возвращайся к нам, мы же так скучаем, не дай фантомам свести себя с ума, не существует ничего, кроме власти материи и торжества нашего разума. Ты нужен этому миру с ясным и чистым сознанием! Поэтому не вздумай больше верить этой сучке!» Шёпот усиливался, и я снова закричал: