— Послушай, — сказал он кузену, — ты же знаешь, она моя невеста.
— Ну и что? — ответил тот, не сразу поняв, к чему клонит Манданна.
— Ты же знаешь, — разъяснил Манданна, — в Курге до сих пор жив дух рыцарства. А рыцари не должны предавать друг друга.
— Конечно, — ответил кузен, — рыцари не должны предавать друг друга.
— Значит, договорились? — обрадовался Манданна. — Вот моя рука.
Рукопожатие кузена было вялым. Он не ожидал, что его насмешку Манданна примет за что-то серьезное. Но и уверять его в обратном не стал. Манданна был горяч, и кузен с детства помнил его тяжелые кулаки. Но через неделю была объявлена свадьба. Манданна бросился к кузену, но того дома не оказалось. Кузен предпочел это время провести в другом месте. Тогда он побежал к девушке.
— Поздно, — сказала та.
— Но я люблю тебя, — его голос от волнения сел и стал хриплым. — Я верил брату. Он обещал не делать этого.
— Обещал… — усмехнулась девушка. — Чего стоят обещания?
— Обещания курга стоят многого, — торжественно изрек Манданна. — Послушай, — горячо зашептал он. Все это ведь можно еще исправить. Я украду тебя. Я достану коня и с оружием в руках пробьюсь сквозь строй врагов. Я увезу тебя в горы.
— На что мы там будем жить, вояка? — дрожащим голосом выкрикнула она.
На ее глазах выступили злые слезы.
— Прости, — прошептал Манданна. — Я не знал, что ты такая…
— Какая такая? — вновь закричала она. — Все такие! Один ты не такой!
«Один ты не такой» — эти слова еще долго звучали в его ушах.
Братья один за другим кончали колледжи и женились.
— Ну, а ты о чем думаешь? — спрашивали они его. — Долго еще будешь ходить в холостяках?
— Я — воин, — гордо отвечал Манданна. — Женщины меня не интересуют.
Братья смеялись.
— Он — воин! Посмотрите на этого воина!
Но Манданна гордо удалялся, оставляя за братьями поле битвы, которую считал недостойной себя. А потом между братьями разгорелась иная битва, когда делили земельную собственность умершего отца. Их было трое, Манданна был четвертым. На каждого из них пришлось не более двадцати акров земли. Это немного, но прожить можно. Братья уже не жили в доме предков, у них были свои дома. Им повезло в жизни. Но земля была нужна и им. Сначала они пытались решить этот вопрос между собой. Но кроме ссор и вспышек озлобления это ничего не давало. Тогда они придумали другое. Целую неделю они жили в доме, и никто не смеялся над Манданной. Более того, они начали ставить его в пример своим подрастающим сыновьям.
— Смотрите, — говорили они, — как благороден ваш дядя. Как он умеет себя держать, хоть и не учился в английском колледже. Вот пример истинного и бескорыстного кургского рыцаря.
Манданна растроганно улыбался племянникам и смущенно подкручивал черные усы. Походка его стала еще тверже, а осанка горделивей.
Наступил звездный час его торжества. Наконец даже братья его признали. Они восстановили его веру в этот странный мир. Но неделя прошла, и действительность обрела свой реальный смысл.
— Манданна, — сказал ему старший, — зачем тебе земля?
— Как зачем? — спросил ничего не подозревавший Манданна. — У каждого курга должна быть земля.
— У каждого — это верно, — подтвердил брат. — Но тебе-то она зачем? Ты же мужчина, воин, рыцарь. Не то, что мы. Обросли семьями, обзавелись детьми. Всех надо кормить.
Его долго уговаривали отказаться от участка. Манданной владели противоречивые чувства. Он знал, что участок даст ему независимость, как дал многим другим. Но в то же время он целую неделю был гордостью дома. Теперь ему предоставили выбор: оставаться этой гордостью или утратить такое звание.
«Во имя чего утратить? — размышлял он. — Из-за паршивого участка? На котором я провозился так долго, не имея возможности проявить свои истинные качества?»
На столе появился французский коньяк, и вино ударило ему в голову. Теперь он точно знал, что нет положения выше, чем быть гордостью дома предков. Он подписал отказ от участка, не подозревая о том, что стал отныне в глазах этих людей посмешищем. В тот вечер, довольный своим выбором, он палил из ружья, утверждая перед всем миром галантное великодушие своего духа и рыцарственное бескорыстие сделки. Эти же выстрелы возвещали реальному миру начало его беспросветной нищеты и бедности. Но тогда он об этом не думал. Старший брат, прислушиваясь к беспорядочной стрельбе, раздраженно сказал остальным: