Но дело не только в гуманизме. Вампир не состоял в профсоюзе, ибо профсоюзов у них нет, но он был тщеславен и верил в значимость репутации. Он знал, что другого такого охотника придется ждать еще добрых полсотни лет, - и что, возможно, он не дождется его никогда. Джонсон был лучшим из охотников, что попадались Арманѝ за его долгую жизнь. И было бы чрезвычайно престижно погубить его, войдя в историю города вампиром, победившим того-самого-Джонсона. Тогда Арманѝ действительно станет легендой. Вот о чем думал вампир, жуя зубочистку и бросая на собеседника быстрые оценивающие взгляды.
Охотник перехватил титановый кол поудобнее. Молчание вампира означало, что тот принял новые правила игры. Или не принял, не сумев их осмыслить и переварить, но это теперь неважно. Джонсон решился. Он пройдет этот путь до конца. Он довольно унижен тем, что пришлось разжевывать этому снобу в камзоле очевидные вещи. Ничего не исправить: их многолетней дружбе конец. Ужасно жаль, но охотник намеревался извлечь из неприятной ситуации максимум пользы. Он поднял кол и сгруппировался для удара, отставив правую ногу назад для лучшего упора.
Вампир выплюнул зубочистку, решившись. Он хотел сказать что-то, но увидел блеск направленного в грудь острия и махнул рукой: все уже сказано, - и, по счастью, не им. Арманѝ ощерил зубастый рот и прыгнул на охотника, целя в шею. Хрустнул пронзенный камзол, затрещала кожа, раздираемая острыми зубами, брызнула черная в лунном свете кровь... Чердак заполнили звуки яростной борьбы: гулкие стуки, напряженное сопение, хрипы и стон. Через минуту воцарилась тишина. Все было кончено.
Наутро их нашли. Из спины вампира торчал титановый кол, острым концом упершийся в дощатый пол, не давая окаменевшему телу упасть. Мертвый охотник удерживался в вертикальном положении зубами вампира, вонзенными ему в шею.
Они стояли на коленях, сплетенные в тесных объятиях: непобежденные, герои враждебных друг другу миров.
Две легенды.