– Прости меня, – тяжесть в голосе была сравнима с болью в горле и самом сердце, причиной чего было бесконечное чувство вины перед ней, – хотя, знаешь, я уверен, будь ты еще жива, то мне не потребовалось даже просить этого, ты и так бы поняла меня… Не позволила бы жить с чувством вины, а просто проявила бы все свои лучшие качества, заботясь обо мне, даже если бы я этого не просил. Наверное, именно поэтому я, в какой‑то степени, даже рад, что всегда буду чувствовать себя виноватым перед тобой… это постоянно мне напоминает, каким прекрасным человеком ты была. Это позволяет мне помнить тебя каждый день. – Он машинально осмотрелся вокруг, будто бы боясь, что кто‑то увидит его в такой личный момент, но никого не было, – извини за болтовню… Я здесь не из‑за этого, – он задумался, как бы избежать демагогии, но сейчас был не тот момент, когда это ему удалось, и, по вполне понятным причинам, из него просто вырвалось, – мне страшно… Сегодня такой важный день, к которому я очень долго готовился, очень много работал и привлек много людей, для реализации совершенно нового… – он замолчал, – когда ты умирала, месяц за месяцем, в больничной палате, даже лучшие врачи, предоставленные ЦРТ, не смогли найти лечение. И… прости что меня не было с тобой в тот последний день… Все это было тяжелым временем для меня, но… знаешь, я привык к горю, не в последнюю очередь благодаря нашим родителям, которых мы не заслуживали, уж ты‑то точно нет, ты заслуживаешь лишь лучшего. Я тогда до последнего игнорировал возможность твоей смерти… не верил, это было бы несправедливо… Но это случилось, и, знаешь, я не могу позволить этому случиться просто так, не могу… никогда не мог допустить этой мысли. Ты не заслуживаешь такой судьбы, и я не позволял себе сломаться, как бы тяжело мне не было, я делал все ради доказательства, что твоя смерть не была бессмысленна.
Итан практически плакал, говоря с трудом, чувствуя, как всё накопленное за месяцы и годы выходит наружу, и почему‑то, за приятным облегчением, сразу шло жгучее разочарование, но уже не в себе, а в тех, кто должны были заботиться о дочери и сыне, ставя своих детей выше распрей. Данное отношение, не раз граничащее с ненавистью, почти всегда было с ним. Он даже не помнит, когда впервые это пришло, хотя, не сложно было догадаться, откуда росли корни. Он ни разу не навестил их могилы, как и вряд ли кто‑то вообще, хоть когда‑то. Родственников больше не было, родители матери, его бабушка и дедушка, умерли давно, он их и не помнит. По отцовской линии ему никто не известен и, раз еще тогда, давно, никто не появился на пороге, значит, для него их нет, какая бы не была на то причина, результата это не меняет. И вот снова мысли о семье настигли его, и, как бы не трудился он над обещанием самому себе не думать о матери и отце, рано или поздно в его голове они все же появлялись, словно злокачественная опухоль, готовая дать метастазы.
Еще какое‑то время он провел у ее могилы, не чувствуя никакой привязанности к месту, но все равно собственноручно протер могильный камень, не брезгуя использовать для этого рукав рабочей куртки. В очередной раз в его голове возникла мысль, как было бы удобнее подобные разговоры проводить дома, где так же есть ее фотография. А с учетом того, что он ставит память о ней выше ее места погребения, подобное не должно было быть проблемой…
2
Она ждала его у входа в зал заседаний, куда уже прибыли представители министерства обороны, дабы увидеть новые разработки в области робототехники, с последующим заказом тех или иных моделей, подходящих для нужд, куда чаще обусловленных политикой государства, понимание которой от них не требовалось.
Миронова Майя отлично знала, где находится ее коллега, с которым она не просто сотрудничала, а также дружила, хоть они и были крайне непохожи, как в рабочем вопросе, так и в личном. Но именно ее прямота, практичность мышления и приземленность были отличным противовесом зачастую непростого характера гениального программиста, у которого нет ничего кроме работы, не теряющего ни одного шанса сделать шаг за допустимые границы, вечно лезущего на рожон, и чья инициативность не раз ставила его карьеру под удар. Майя быстро смогла сработаться с ним, в частности, в роли руководителя технического отдела разработок, создавая те самые роботизированные машины, программное обеспечение к которым и создавал отдел Итана под его руководством. Она быстро нашла общий язык с человеком высокой должности, у которого дипломатия была не сильной стороной, но которую так отлично смогла компенсировать Майя – единственная дочь, выросшая в окружении трех старших братьев, воспитанных родителями рабочего класса, являющихся приверженцами дисциплины и ответственности, которую они и передали своим детям. Она с ранних лет могла постоять за себя, причем касалось это не только силы ума и непробиваемости характера – вопреки приятной внешности, умелый взгляд, оценив ее с ног до головы, точно заметит неплохую физическую подготовку, которая нисколько не навредила при этой скромной, но естественной красоте. Она с ранних лет поняла и научилась использовать свои сильные стороны, всегда ставя у руля ум и умение договариваться. Майя прекрасно адаптировалась в любом окружении, умея находить слабые и сильные стороны людей. Подобное она рано научилась использовать, хоть и не позволяла никому смотреть на нее свысока в открытой форме и давать себя в обиду – это было первое, от чего ее отучили в детстве надоедливые старшие братья, доказывать которым свою самостоятельность она начинала с ранних лет. Дочь явно пошла в отца: прямого и самодостаточного человека, не позволяющего себе отвлекаться на мелочи. Майю учили всегда быть честной с собой и окружающими, что не мешало, как оказалось, позволять себе невинную артистичную надменность, но лишь в те моменты, когда она была уверена в их пользе или безопасности.