Но в ее карих смеющихся глазах до сих пор чувствовалась сила. Эльна была умной.
Хотя плохо слышала.
— Что здесь происходит? — спросила она.
— Это ты сказала, — прокричал ей сапожник, — что нас здесь скоро будут принимать за памятник старины! Вот мы и отыскали кое-что постарше нас!
— Что?
— Камни от дома старого Ингве! — прокричал сапожник.
— Эман рассказал мне, что ты, Эриксон, стал торговать дорожками?
— Это все из-за камней старого Ингве! Старые половики все равно лежат без дела! Люди с ума посходили! У всех отпуска!
— Стыдно и грешно обманывать народ, — сказала Эльна. — Но продай заодно и мои!.. Синтетические дорожки лучше.
— Так мы им и сказали! — прокричал Эриксон. — Но им вроде бы не нравятся синтетические!
— Им нравится старое дерьмо! — прокричал Эман. Неведомо откуда на кухне снова появился Ниссе Петтерсон.
— В озере разрешено рыбачить?
— А кто вам помешает? — сказал сапожник.
— Тогда одолжите мне лопату, я нарою червей. Рыба в озере есть? Впрочем, не все ли равно! Попробую половить, мы же на отдыхе.
— Я вам найду червей, — сказал Эман. — Я знаю примерно, где копать.
— И еще одно. Там, на берегу, есть лодка. Я возьму ее?
— Само собой, — разрешил Эриксон. — Мы проводим тебя. Весла-то спрятаны.
Все пошли к озеру. Шли цепочкой один за другим. Первым шел сапожник, за ним — Петтерсон с банкой червей, за Петтерсоном — Эриксон и Эман.
— Насчет памятника старины, — неожиданно сказал Петтерсон. — Это — шутка?
Сапожник резко остановился.
— Что? — сказал, он. — Это обычный памятник старины… Могила Ингве Фрея.
— Какая могила? Это развалины старого дома. Остатки фундамента.
— Да?
Сапожнику нечего было сказать. Больше всего на свете ему бы хотелось провалиться сейчас сквозь землю. Ему было стыдно.
— А Ингве Фрей был? Или вы тоже придумали его?
— Ингве Фрей был. Эриксон помнит его. Мне, когда старый Ингве умер, было пять лет. Ингве был злой, как черт, столетний старик. Он служил в солдатах. Я до сих пор помню его Юсефу.
— И когда они сыграли в ящик?
— Они не сыграли в ящик, — возмутился сапожник. — Они похоронены у церкви, как все другие.
— Я так понимаю, — сказал Петтерсон, — вы — люди вольные. Но на дорожном указателе обязательно должно стоять расстояние до памятника. Сколько до него примерно?
— Метров четыреста будет.
— Это и надо вписать.
— Я его сорву, — сказал сапожник, снова трогаясь с места. Теперь он шел заметно быстрее. И коленки и голос у него дрожали.
— Должен же я был как-то объявить округе, что свое отработал. А Эльна сказала, что нас на Выселках скоро станут принимать за памятник старины. Вот я и написал сгоряча ее слова на указателе, когда устанавливал новый почтовый ящик.
— Срывать указатель не надо, — спокойно заявил Петтерсон. — Но его надо усовершенствовать. А у могилы Ингве Фрея поставим мемориальную доску с разъяснениями… Нужно написать там что-нибудь такое: здесь издревле покоится Ингве Фрей. Он был воином и вождем. Юсефа оберегала его очаг.
— Я сорву фанерку!
Теперь остановился Петтерсон. Он сказал:
— Я всерьез говорю. Чего нам не хватает в нашем лесу — учти, я тоже теперь здесь живу — так это памятника старины. Священной могилы. Своего героя… Кто еще в наши дни помнит Ингве Фрея?.. Никто!.. Никто, кроме нас!
Они перешли через дорогу к озеру и скоро были у фургона. Домик на колесах удобно расположился среди березок и ольховника и совсем не загораживал дорогу воображаемым трейлерам с лесом. Как раз на этом месте раньше стояла лесопилка.
Возле фургона сидела голубоглазая блондинка в купальном халате.
— Познакомьтесь с Анитой, — представил ее Петтерсон. — Она без ума от здешних кувшинок…
— А это, — продолжал он, обращаясь к Аните, — трое вольных людей — члены-основатели только что организованного клуба друзей Ингве Фрея…
— И имя это мне что-то напоминает, — медленно добавил Петтерсон. — Вы никогда не слышали о корабле под таким названием?
— Нет, — сказал сапожник.
— Теперь весла. Покажите мне, где они?
Эман показал пальцем на березу. У ее ствола стояли два весла.
— Анита, дорогая, не принесешь ли ты мужчинам пива? Нам нужно кое-что обдумать.
Мошкара нудно гудела вокруг мужчин и Аниты, пока они, храня торжественное молчание, пили пиво. Старикам было не по себе, они устали от суматохи.
Поэтому они даже не улыбнулись, когда на шоссе появился еще один автомобиль, притормозивший неподалеку от нового почтового ящика.