План полёта был уже в компе, я попросил разрешения на отстыковку и на старт. И стартовал на маневровых. Обожаю эти челноки! «ПО-4», то есть, что означает «поверхность — орбита». Огромный панорамный дисплей занимает в них половину стены в рубке управления. На него же выводятся и все прочие данные полёта, состояния систем, жизнеобеспечения, связи. В точности, как на «Алебарде». На устаревших «Мечах» для всего были отдельные дисплеи. Тут же чувствуешь себя не придатком сверхточного механизма, не каким-то там оператором при компе, а прямо-таки повелителем пространства и времени. Полная иллюзия свободного полёта!
Я вызвал на дисплей вид задней полусферы и с любопытством понаблюдал, как «Алебарда» осторожно приближается к «заправке». Это полукилометровый цилиндр, в один его торец загружают всякую ледяную мелочь, добываемую в кольце Юпитера, «снежки» её называют. А на другом торце — собственно, заправка. Других судов не было видно, одна только «Алебарда» величественно раскручивалась вдоль поперечной оси, готовясь к стыковке с тоже вращающейся станцией.
Челнок отошёл на достаточное по технике безопасности расстояние. Я предупредил генерала и дал ускорение.
— Принято! — ответил Кондратенко из «салона», куда он удалился сразу же по прибытии на борт, наверно, чтобы не давить на меня авторитетом.
Это только так называется, «салон», а на самом деле просто небольшая, но удобная каюта. «ПО-4», вообще невелик. А теперь, когда пол этой его единственной каюты оказался ещё и заставлен коробками…
На дисплее возникла схема полёта. До места полтора часа. Можно и быстрее, но у нас визит, а не аварийная ситуация. Половину экрана дисплея заняла Европа, самый большой из спутников Юпитера. Изрезанный трещинами ледяной покров, а под ним океан, размером почти во всю планетку. Атмосфера очень разряжённая, да ещё и находится этот спутник в пределах радиационных поясов своего хозяина — Юпитера. Или «Джупа», как мы называли его в Академии, копируя героев какого-то приключенческого сериала. В общем, Европа не самое лучшее место для жизни, даже постоянной станции на поверхности у неё нет — опасно. Тем не менее, в глубинах её океана всё-таки живут какие-то анаэробные медузы, да ещё нечто вроде креветок. Не говоря уже о многометровых лентах растений, как-то умудряющихся выживать без солнечного света.
Но это всё не агрессивная живность, а вот в Юпитере водятся какие-то летучие металлофаги, загубившие когда-то «Машрум» — первую дрейфовавшую в его атмосфере станцию. Василий Петрович на своём допотопном «Скауте» вытащил тогда её экипаж. Нет, вру! У него уже «Охотник» был.
— Маруся! — обратился я к компу. — А ты ныряла с «адмиралом» в Джуп? Или это до тебя было?
— До меня, пилот! Жалею, что я там не побывала. А меня установили на его «Охотник-12» почти сразу после этого полёта. Конечно, я просмотрела файлы моего предшественника, но это не то. Как если бы ты в кино сходил, вроде и окунулся в действие, но всё равно знаешь, что тебя там не было.
— А я тоже видел фильм про «Машрум», после него и решил идти в Академию. «Ледяной крик» он назывался. Только я не знал, что главный герой это Кондратенко, уже потом узнал. Там он ещё с сошедшим с ума от страха пилотом сражается!
— Враньё, Володя! Ничего такого на самом деле не было, и экипаж и учёные вели себя достойно. Да хоть у самого генерала спроси! Соединить?
— Не нужно, я верю. А вот скажи мне, Маруся, ты и в челноке и на «Алебарде» и секретарём у шефа…
— И ещё в девяти местах! — вставил комп.
— Ладно? — удивился я. — И как ты себя при этом чувствуешь? Раздво… Размножение личности тебя не беспокоит?
— Нет, всё нормально. Мы часто обмениваемся информацией. И она становится нашими общими впечатлениями. Наверно, компьютеру легче представить себя одновременно побывавшим и действовавшим в разных местах. Мы ведь постоянно решаем целые кучи задач параллельно и нисколько от этого не страдаем.
— Извини, Маруся, а вот говорят, что это ты записала Василию Петровичу его биле… беллет…