— Он умрет?
— Надеюсь, что нет, — ответила Тиннстра, пряча огниво обратно в карман. — Огонь поможет. Я промою и перевяжу его раны, приготовлю ему что-нибудь горячее. Затем, после хорошего ночного отдыха, утром ему станет лучше.
— Ты обещаешь? — Ее слезы заблестели в свете костра.
Тиннстра наклонилась, чтобы посмотреть девочке в глаза:
— Обещаю. Прямо сейчас я хочу, чтобы ты подождала здесь с Аасгодом. Я собираюсь принести немного еды и одеял из фургона. Я вернусь так быстро, как смогу. Хорошо?
Зорика кивнула и шмыгнула носом:
— Хорошо.
Тиннстра сжала ее руку:
— Я вернусь раньше, чем ты успеешь оглянуться.
В темном коридоре, вдали от глаз Зорики, Тиннстра в изнеможении прислонилась к стене. Месяцы, проведенные в Айсаире, не подготовили Тиннстру к жизни в бегах. Шуликан раз в день в течение часа не поддерживал ее в достаточной форме. Она была такой уставшей — и такой растерянной. Кто она такая, чтобы кого-то успокаивать? Она чувствовала себя такой же напуганной и обеспокоенной, как и Зорика.
Слева от нее была лестница для прислуги. Она вела вниз, к боковой стене дома. В лес. К ее старому пути отступления. Она знала дорогу…
За Зорикой сможет присмотреть Аасгод. С ним все будет в порядке, как только он немного отдохнет. Даже если это не так, это не моя проблема. В первую очередь я должна позаботиться о себе. Я должна выжить, а это значит больше не вмешиваться.
И все же… Я дала обещания. Обещания, к которым меня принудили. Обещания Берису и умирающему магу. Они не в счет. Никто не сможет обвинить меня в том, что я не сдержала своего слова.
Кроме Зорики. Она сможет.
И Тиннстра поняла, что не сможет убежать, несмотря ни на что. Не с таким слабым Аасгодом, не после того, что он ей сказал. Если он умрет, кто присмотрит за девочкой? Бросить ее было равносильно убийству, и Тиннстра не хотела до конца жизни мучиться угрызениями совести. Она не могла смотреть, как мир погибает только потому, что она струсила. Вздохнув, Тиннстра развернулась и направилась к главной лестнице.
Она достала из фургона одну из сумок с едой, а также несколько одеял и старую рубашку, которую можно было использовать в качестве бинтов.
Когда она вернулась, Зорика спала, свернувшись калачиком под кроватью Аасгода. Однако маг проснулся, и Тиннстра была этому рада:
— Вам лучше?
— На самом деле нет, — ответил маг. — Но я все еще жив.
Тиннстра поставила на огонь небольшой котелок, наполненный водой и овощами:
— Еда поможет.
— Не повредит, это точно.
— Позвольте мне осмотреть ваши раны. — Тиннстра перевернула Аасгода на бок, затем ножом разрезала его рубашку и бинты, которые наложила накануне. Хотя она знала, что будет плохо, она не была готова к тому, что увидела. Его спина была покрыта кровью. Каждая рана казалась заново открывшейся. И запах... Клянусь Четырьмя Богами, раны уже начали гнить.
— Выглядит не очень хорошо, а? — сказал Аасгод.
— Просто... просто нужно прочистить раны. — Тиннстра наполнила миску водой и намочила тряпку.
Аасгод морщился, пока она протирала ему спину.
— Простите, я пытаюсь быть настолько нежной, насколько могу.
— Я никогда не умел справляться с болью.
— Вы все делаете хорошо.
Вскоре чаша с водой покраснела, а спина Аасгода стала такой чистой, какой только возможно. Запах не исчез.
— Тиннстра. — В голосе Аасгода послышалось раздражение.
— Да? — Она начала заново перебинтовывать раны мага. Им придется остаться в казармах на некоторое время, найти какой-нибудь другой способ доставить Зорику в Мейгор. Возможно, если она продолжит чистить раны, магу станет лучше.
— Я умираю.
— Нет.
— Не лги. Мы оба знаем правду. Даже я чувствую запах яда в своих ранах. Я чувствую, как они горят.
— Простите.
— Зорика — это все, что имеет значение. Тебе придется присмотреть за ней — доставить ее на корабль. Предводитель Ханран в Киесуне — человек по имени Джакс.
— Шшш. Вам просто нужно отдохнуть. Утром вы почувствуете себя лучше.
Аасгод повернулся к ней лицом. Пот выступил у него на лбу:
— У нас нет времени лгать друг другу.
— Я не могу это сделать без вас. — Голова Тиннстры опустилась. Пришло время сказать правду. — Я не тот человек, который для этого подходит. Я зашла так далеко только из-за вас. Я… Я… недостаточно храбрая, чтобы сделать это в одиночку.
— Достаточно.
— Хотите знать, почему я не Шулка? Почему никогда не давала клятв? Я — трусиха. Меня исключили из Котеге, потому что я убежала от врага во время моих испытаний. Я бросила свое копье и убежала, и с тех пор бегу не останавливаясь.