Тиннстра взял листа: «Благодарю вас, сэр». Она собиралась было отдать честь, поняла, что больше в этом нет необходимости, и вместо этого неловко улыбнулась и смахнула еще одну слезинку.
— Удачи.
Выйдя из кабинета, она остановилась в коридоре, внезапно потерянная в месте, которое было ее домом в течение трех лет. Она не знала, что чувствовала – смущение, страх, облегчение. Это сделано. Она вне. Ей больше никогда не придется брать в руки меч. Или стоять в фаланге.
И то, что сказал Харка, было правдой — она могла пойти куда угодно. Но только не обратно в Гэмбрил. Возможно, однажды она вернется туда, когда узнает, что там будет ее отец, ее семья, но не сейчас. Я могу пойти куда угодно. Где никто не знает, кто я такая. Где я могу быть обычной. Девушкой без имени. Я больше не дочь Грима Дагена. Я — это просто я.
Она улыбнулась. Это была прекрасная мысль. Может быть, так действительно лучше. Она не была такой уж трусихой. Она просто не была Шулка. Она взглянула на охранников, неподвижных, как статуи, бесчувственных воинов. В этом и была разница. У нее были чувства. Она хотела новых впечатлений. Она хотела что-то делать, чего-то добиться от себя. Она не хотела быть безмозглой убийцей.
Тяжесть спала с ее плеч. Тиннстра направилась в свою комнату, почти плывя по воздуху. Чем скорее она уйдет, тем лучше. Пришло время оставить Шулка позади и затеряться где-нибудь в другом месте. Она свободна. Впервые в своей жизни она свободна. Слава Четырем Богам.
Больше не нужно прятаться в тени, не желая быть замеченным. Куда бы она ни пойдет дальше, она узнает, кто она на самом...
Мир взорвался.
2
Дрен
Киесун
Дрен наслаждался жизнью.
Было уже поздно. Ему следовало бы поспать, немного отдохнуть перед тяжелым днем на лодке, когда ему придется рыбачить со своим отцом, дядей и кузеном. К черту рыбалку. Его отец называл это «поступать правильно». «Быть благоразумным». Ага, точно. Когда он подрастет, у него будет достаточно времени для этого. Но прямо сейчас? У Дрена есть дела поважнее. Поозорничать, например.
Он бежал по крышам, перепрыгивая через небольшие перегородки между зданиями, огибая водные башни, сердце бешено колотилось, кровь бурлила. Чувствую себя живым.
Его кузен, Квист, следовал за ним по пятам, для разнообразия не отставая. Дрен ухмыльнулся. Сон может подождать. Завтра они оба будут измотаны до предела, но ему было все равно. Отцы будут их ругать. Черт с ними. Беда в том, что эти старики забыли, каково это — быть молодыми. Они слишком заняты работой, чтобы помнить, что такое веселье.
Дрену нравилось бегать по крышам, свободно передвигаться по городу незамеченным. Здесь, наверху, он чувствовал себя королем мира, а не сыном рыбака. Наверху он не был ничьим рабом. Он был тенью, промелькнувшей мимо незамеченной и не замышлявшей ничего хорошего.
Луч луны давал немного света — не то чтобы Дрен в нем нуждался. Это был его город. Грязный, потный Киесун. Он прожил здесь всю свою жизнь и, если не считать работы на рыбацкой лодке своего отца, никогда не покидал городских стен, даже для того, чтобы исследовать горы к северу от города. Зачем это ему? Все, что ему было нужно, находилось в Киесуне. Все, что кому-либо было нужно, находилось в Киесуне. Портовый город был зажат на небольшой полоске земли в самой южной точке Джии, и доки, построенные над самой глубокой естественной гаванью в стране, работали двадцать четыре часа в сутки. Корабли прибывали из Мейгора, Чонгора и Дорнуэя, привозя все — от оливкового масла и вина до изысканных шелков, которые так любили богатые женщины.
В доках можно было неплохо поживиться, если действовать достаточно быстро. Особенно, если у тебя хватит ума не переусердствовать. Возьми слишком много, и ты рассердишь людей до такой степени, что они могут попытаться тебя остановить. Ограничься малым, и никто не будет беспокоиться. Только идиотов ловят на воровстве; только дуракам отрубают руки за воровство. Дрен не был ни тем, ни другим.
Некоторые говорили, что в Киесуне построили столько зданий, что можно было бы заполнить вдвое больше земли, и Дрен мог в это поверить. Когда ты окружен водой с трех сторон, тебе приходится обходиться тем, что у тебя есть, поэтому все дома были плотно прижаты друг к другу. Здания стояли шеренгой вдоль узких улочек, которые всегда были забиты людьми. На то, чтобы дойти из одного конца города в другой, нужны были часы. Даже поздней ночью на улицах было многолюдно. Вот почему по крышам было удобнее передвигаться. Никто не вставал на пути.
Даже если бы кто-то был там, наверху, выпивал или развешивал белье, они бы его не остановили. Они могли бросить на него взгляд, означающий, что он сошел с ума, или послать его подальше, но все это не имело значения. Дрен был бы уже далеко от них. И, конечно, у него всегда на поясе висел маленький нож, если что-то пойдет наперекосяк.
Они на большой скорости приблизились к краю здания. Шесть футов до следующего ряда домов, тридцать футов лететь до земли, но Дрен не сбавил скорость. И не заколебался. Он двинулся прямо вперед, заставив себя бежать еще быстрее. Небольшой прыжок на конец крыши, и он бросил себя в воздух.
Ему нравился этот момент, когда он висел в воздухе, почти летел. У большинства людей не хватило бы ни нервов, ни смелости, ни яиц, чтобы совершить подобный прыжок. Но Дрен ничего не боялся. Опасность. Острые ощущения. Это то, что заставляло его чувствовать себя чертовски фантастически.
Слишком скоро его ноги коснулись противоположной стены, затем небольшой толчок, и он на крыше, перекатился, замедляя движение, а потом снова вскочил на ноги.
Именно так. Легко.
Он повернулся, чтобы посмотреть на Квиста. Глаза его кузена были широко раскрыты и блестели в лунном свете, полные страха, но он все равно прыгнул, размахивая ногами и руками, чтобы преодолеть расстояние. Одно можно точно сказать о Квисте: он всегда был готов рискнуть.
Его приземление было не таким грациозным, как у Дрена — больше похоже на удар и кувырок, — но не имело значения, как ты приземлился, главное, чтобы ты это сделал.
— Легче не становится, — сказал Квист, надувая щеки.
— Тебе нужно немного сбросить вес, — поддразнил его Дрен, хотя его кузен был худым, как щепка. Никто не может растолстеть, целыми днями таская сети на рыбацкой лодке.
— А мы не можем пойти куда-нибудь выпить? Сегодня на улице чертовски жарко, и я бы предпочел не обливать свои яйца потом, бегая по крышам.
Дрен хлопнул кузена по плечу.
— Это Киесун. Здесь всегда чертовски жарко. По крайней мере, здесь, наверху, прохладнее, чем внизу. — Он широко раскинул руки. — Почувствуй гребаный ветерок. Ты можешь дышать.
— Я и в таверне могу дышать спокойно, спасибо большое, — проворчал Квист, но все же поднялся на ноги. — Саша спрашивала о тебе.
Дрен навострил уши:
— Точно?
Квист ухмыльнулся:
— Точно.
— И?
— Она сказала, что сегодня работает в таверне старика Хэстера, и мы могли бы мы заглянуть к ней выпить.
Дрен закусил губу при мысли о том, чтобы выпить с Сашей. Она была прекрасна. Самая прекрасная девушка во всем Киесуне. Одна мысль о ней заставляла его сердце учащенно биться.
— Это всего в нескольких улицах отсюда, — сказал Квист.
Дрен окинул взглядом крыши, мысленно прослеживая маршрут к заведению старика Хэстера. Саша разносила напитки, вызывая много смеха у посетителей, в то время как мужчины боролись за ее внимание. Она могла получить того, кого хотела. Но она хотела его. Ну, по крайней мере, он так думал.
Квист наблюдал за ним, ожидая, не поддастся ли он искушению. Дрен рассмеялся. Кузен был умным парнем. Он точно знал, какой крючок нужно зацепить. Ну что ж, это тоже к черту:
— Мы можем пойти навестить ее после того, как посетим Шулка. Тогда нам будет что рассказать.
Квист покачал головой:
— Я говорю это в последний раз — это гребаная глупая идея.
Дрен обнял кузена за шею, притягивая его к себе:
— Эта идея сделает нас знаменитыми.
Квист высвободился:
— Я не хочу быть знаменитым. Я не хочу, чтобы Шулка стучались в мою дверь с обнаженными мечами, готовые отрубить мне голову.
— Расслабься. Этого не случится, — сказал Дрен. — Представь себе, что ты будешь чувствовать, когда все будут говорить о том, что мы сделали! Мы будем теми, кто выставил Шулка дураками.
Квист все еще не был убежден:
— Ты ведь понимаешь, что они лучшие бойцы в мире, лады?
Дрен кивнул.
— Никто не побеждал их в битве. Никогда.
— Это я тоже знаю.
— И все они носят мечи и копья и наслаждаются убийством людей. Таких людей, как ты и я. Особенно если они подумают, что мы проявили к ним неуважение.
Дрен снова кивнул.
— И они забирают половину того, что мы зарабатываем, в виде налогов, чтобы они могли идти и играть в солдатики весь день напролет. «Цена за нашу безопасность» и вся эта чушь. Высокомерные ублюдки. И мы должны вставать на колени и гнуться как гребаные, когда они будут идти мимо, иначе они могут отрезать нам головы. Они думают, что они лучше нас только потому, что родились в правильной чертовой семье. — Дрен сплюнул. — Ну, мы собираемся показать им, что мы на самом деле о них думаем. Может быть, я всего лишь сын рыбака, но я ничуть не хуже их.
— Ладно, ладно, — сказал Квист. — Достаточно. Я в деле. Я же говорил тебе, что пойду с тобой. Только не читай мне еще одну лекцию о достоинствах и недостатках Шулка. Достаточно того, что наши отцы твердят об этом. Мир таков, каков он есть.
— Дыхание восстановилось? — спросил Дрен, подмигнув. — Готов идти?
— Пошел ты.
Они снова двинулись в путь, ноги летели по плоским крышам, перепрыгивали через щели, переходили к следующему зданию, следующему ряду, направляясь на запад. Они пробежали мимо дома Дрена, и он ухмыльнулся. Его родители спали в постели, думая, что он находится с комнате рядом.